– Готовность второго уровня, – сообщил голос.

Присутствующие принялись занимать свои места за компьютерами и пультами.

Некоторое время не происходило ничего. Я думал, что будет гудеть. Такие большие научные приборы должны гудеть. Но гудения не слышалось.

– Почти половинная мощность, – сообщил дедушка через некоторое время.

Белов поглядел на Гейнца. Тот продолжал стоять у стены.

Началась перекличка. Ученые обменивались вслух непонятным, Белов смотрел на них. Рыжий то и дело помахивал Белову. Белов разглядывал молоток.

Это продолжалось больше часа.

Перекличка, молоток, рыжий.

Мы с Егором смотрели. Почти не дышали. Что-то вот-вот должно было случиться. Я знал это, и Егор это знал, будущее, такое, каким знали его мы, приближалось. А они не знали.

Частица Бога.

Которая сама все наладит. Земля начнет плодоносить, воды станут чисты и прозрачны, воздух будет пахнуть дождем, а люди позабудут все свои темные мысли…

Будущее приближалось.

Кажется, я начал читать тропарь, не помню, какой именно, да и не важно какой. Егор прикусил губу, да и я тоже, сердце не стучало, уже почти выпрыгивало, било в голову толчками. Я отвернулся и стукнул себя по носу, бережно, аккуратно, чтобы не сломать. Кровь брызнула, потекла, через минуту мне стало легче.

Я представил, что ощущали они.

Иногда Белов смотрел в сторону Гейнца. Тот выглядел спокойно и даже невозмутимо. Если это был он… Тот человек, который опрокинул мир… Не похож. Он должен выглядеть по-другому. Страшно. Сатана обязан иметь все присущие ему причиндалы – обилие клыков, шипов, пластинчатый панцирь, рога, ну и хвост. Но этот был слишком обычный, желтый только, наверное, от того, что много думал. А когда враг рода человеческого сам человек и есть, когда он даже не знает, к чему это все приведет.

Страшно.

Мы молчали. За весь этот час мы не произнесли ни слова, смотрели.

Прозвонило три раза.

– Готовность первого уровня, – объявил голос.

– Время пришло, – прошептал дед Белову. – Вперед.

Гейнц кивнул. Все снова уставились на Белова. Он потрогал голову. Изображение дрогнуло.

Интересно, а если бы они обнаружили маленькую камеру, спрятанную в пилотку? Мир бы устоял?

Дурацкая мысль. Но вполне нормальная. Это могло случиться. Белов мог уронить камеру, и тогда…

Я почувствовал, как рот наполнился солью, видимо, я тоже прикусил или язык, или щеку.

– Восемьдесят процентов, – сообщил дед громко. – Установка выходит на пик. Белов, начинайте.

Молоточек. Белов протер его о рукав. Колпак из полированной стали. Белов снял колпак. Под ним обнаружилась прозрачная хрустальная сфера, Белов потрогал ее пальцем. Разбил хрусталь.

– Начинаем обратный отсчет. Девяносто девять…

Белов скрипнул зубами.

И Егор тоже. Наверное, и я.

– Девяносто два, – произнес голос. – Девяносто один…

Отсчет. Обратный отсчет.

Мы видели кнопку. Красную и выпуклую, в осколках стекла.

Большую Красную Кнопку.

– К черту отсчет, – сказал Гейнц. – К черту дешевый драматизм, Белов, нажимайте.

– Но…

Белов посмотрел на свою ладонь.

– Нажимайте.

Белов нажал на кнопку.

Камера погасла.

Темно.

Запись возобновилась через тридцать четыре минуты.

Тишина. Первое, что я услышал. Тихо. Звук растворился. Это был все тот же зал. Центр Управления Потоком. Но в нем произошли перемены. Суета. Паника. Ученые носились по нему, перепрыгивали от компьютера к компьютеру, нажимали на кнопки, кричали, толкали друг друга, снова кричали. Без звука, звук ушел.

Дед лежал на полу, халат его был перемазан кровью, кроме того, из-под него тоже растекалась кровь, черной лужей.

В воздухе, примерно в метре от пола висела кружка. Просто висела, безо всяких причин, медленно переворачивалась.

Рыжий прилип к компьютеру, бил пальцами по клавишам и оглядывался. Он постоянно оглядывался, с ужасом, каждые несколько секунд.

Гейнц стоял у стены и задумчиво листал свой блокнот. Наверное, это было самое дикое. Слюнявил палец, переворачивал страницы, покачивал головой, почти незаметно, краешком губ, улыбался.

– Ты видишь? – спросил Егор.

– Кружку?

– Нет, слева.

Я посмотрел в левую часть экрана. Там что-то происходило. Мельтешение какое-то, словно кто-то невидимый уцепил экран за край и стал его натягивать.

И вдруг замерцало, по-другому я не могу это назвать, именно замерцало. Но не светом, а… Вот если поймать шершня, но не прихлопывать сразу, а взять за пузо и глядеть на мир сквозь мельтешенье его крыльев. Сначала вроде бы все как оно и есть, а затем начинает медленно расплываться, как бы утрачивая внутренние связи, затуманивается, даже солнце. Вот и здесь. Изображение ЦУПа расслаивалось на нити, тонкие, как волосы.

А потом, разом, точно прорвался надутый до звона пузырь, ворвалась мгла. Густо-бордового цвета.

– Все? – спросил Егор. – Что произошло? Кассета остановилась?

– Вертится… А не кажет.

– Нет никакого изображения, цифры не скачут… Перемотаю лучше.

Егор нажал на кнопку, дождался, пока цифры опять не запрыгали.

– Опять ни черта не видно… Два с половиной часа прошло. Сейчас налажу…

Егор принялся вертеть какие-то ручки на плеере, и через несколько секунд появилось мутное изображение, сделанное точно через красное стекло.

Рыжий. Он стоял у стены, прижимая к груди руку. То есть он держал в правой руке свою левую руку. Оторванную. По белому халату расползалось пятно. Рыжий трясся.

Егор покрутил еще, и появился звук, красная муть немного убралась, и стали различимы цвета.

– Брось… Брось ее!

– Не могу, – ответил рыжий. – Не могу…

Белов отобрал руку, замер. Он не знал, что с этой рукой делать, выкинуть было неудобно, и, немного подумав, Белов вернул руку рыжему.

– Сделай еще укол, – попросил тот. – Боюсь я, не вытерплю…

– Осталось три ампулы, – ответил Белов. – Какая-то сволочь распотрошила аптечки…

– Пирожкин… Торчок проклятый, хвастался.

– Должно хватить до поверхности. Я с анальгином смешал.

– Все равно больно, – рыжий погладил руку. – И в башке что-то… Муть… А сначала ничего не почувствовал, чудно…

– Ты видел, кто это?

– Нет, – рыжий помотал головой. – Нет, оно… Что это?

– Не знаю. Надо уходить. К лестницам.