— …И таким образом мы его потеряли. Какой стыд, — ведь он был с нами много лет. Но, как, я уверен, тебе известно… — Он сделал мощную затяжку и выпустил дым через ноздри. — Время и прилив ждать, согласно пословице, не будут. Как, увы, и скоропортящийся груз. «Кануну весны» нужно отплывать, на борту требуется старший помощник. Ты, похоже, знаком с мореплаванием в тех местах. Но может оказаться, что мы не сумеем тебе выплатить сумму, которой ты, как тебе кажется, достоин…

— Сможете-то сколько? — напрямик спросил Брэшен. И улыбнулся, чтобы смягчить невольную грубость. У него успела разболеться голова, и он решил — если этот тип еще раз выдохнет ему в лицо дым, быть беде: его точно стошнит.

— Ну… — лысый человечек был, казалось, слегка задет его вопросом. — Это, знаешь ли, зависит. То есть рекомендация со «Жнеца» у тебя, да, есть. Но чем ты подтвердишь тот опыт, который у тебя, по твоим словам, есть? Мне надо подумать…

Он, похоже, надеялся, что вместо Брэшена к нему явится некто с целой связкой ярлычков-рекомендаций.

— Понял, — сказал Брэшен. — И когда я смогу узнать, подхожу я вам или нет?

Вопрос опять прозвучал слишком прямолинейно. Задним числом Брэшен это понимал. Вот если бы не задним числом, а заранее… Он снова улыбнулся посреднику, только надеясь, что улыбка получится не особенно кислая и кривая.

— Возможно, рано утром, — прозвучал ответ.

Тут посредник снова затянулся, и Брэшен поспешно наклонился, сделав вид, будто поправляет штанину. Дождался, пока облако вонючего дыма проплывет поверх его головы, и тогда только выпрямился. Расчет оказался неверным: желтоватая тучка угодила ему прямо в лицо. Брэшен закашлялся.

— Так я, — сказал он, — попозже зайду?

Он выговорил это вроде бы безразлично, хотя на самом деле у него кишки сводило от беспокойства. Ибо ему предстоял еще один день без еды и ночлег под открытым небом. И каждый подобный день уменьшал его шансы получить приличное место. Грязный, голодный, небритый тип! — да уж, прямо мечта посредника, ищущего старпома к себе на корабль.

— Хорошо. Зайди, — рассеянно отозвался лысый. Он уже шуршал бумагами у себя на столе, быстро забывая о существовании Брэшена. — Только захвати с собой вещи, потому что, если ты нам подойдешь, надо будет сразу приступать к делу. Всего доброго.

Брэшен медленно выпрямился.

— Вот что, — сказал он. — Ты мне мозги-то не пудри. Сам не желаешь сказать, нужен я или нет и сколько мне намерены платить — а я на цырлах ждать должен, чтобы сразу бежать, ежели свистнете? А не пошел бы ты? — «Да что ты творишь, идиот! — в ужасе вопила более здравая часть его существа. — Заткнись, заткнись скорее!» Но слово, как известно, не воробей. Сказанул — и было бы уже полной дуростью взять сказанное назад. И Брэшену осталось только высокомерно добавить: — И тебе всего доброго господин мой. Жаль, что нам поладить не удалось.

Вид у посредника сделался очень забавный: оскорбленный и вместе с тем обеспокоенный.

— Погоди-ка! — вскричал он почти сердито. — Погоди!

Брэшен остановился на полдороге к двери и обернулся, вопросительно подняв бровь.

— Не стоит так торопиться… — У посредника бегали глаза, он явно пребывал в нерешительности. — Давай знаешь как сделаем? Я хочу сегодня переговорить с капитаном «Жнеца». И если он скажет, что с тобой вправду все в порядке, мы заплатим тебе столько же, сколько ты получал там. Это будет по справедливости.

— Нет, — сказал Брэшен. — Не будет. — Если уж взялся упираться рогом, надо и продолжать в том же духе: иначе никак. На попятный нельзя. И допустить, чтобы посредник вправду переговорил с кем-либо со «Жнеца», тем более было нельзя. — На «Жнеце» я был третьим помощником. Если я запишусь на «Канун весны», я буду старпомом. Не капитаном — но и не рядовым матросом из форпика. Я буду старпомом, который отвечает за все, что бы на борту ни произошло. «Канун», может, и меньше «Жнеца», но должность выше. На торговом корабле команду надо гонять быстрее и крепче, чем на промысловике. И спорю на что угодно: «Канун» приносит прибыли больше, чем когда-либо удавалось «Жнецу»… Если тот вообще окупает соль, которой затаривается. А потому, ежели я запишусь на «Канун», пусть мне платят столько же, сколько прежнему старпому платили!

— Но он ходил на «Кануне» годами! — отбивался посредник. — Огромный опыт…

— А я много лет был старпомом на «Проказнице», судне существенно более крупном. Вот что, достаточно говорильни! Положи мне его жалованье — и если вы с ним не вылетели в трубу, уж я-то не меньший прибыток обеспечу!

Посредник осел обратно в кресло.

— Судя по наглости, старпом ты и впрямь неплохой, — заметил он скрепя сердце. — Хорошо! Приходи на корабль ко времени отплытия. Тебе будут положены такие же деньги, что и прежнему старшему помощнику. Но должен предупредить: если обнаружишь несоответствие должности, капитан ссадит тебя в первом же порту, какой бы занюханной дырой тот ни оказался…

— Я вот что сделаю, — сказал Брэшен. — Я честный человек и работник прилежный, и потому я пойду на судно прямо сейчас. Если «Канун» отбывает послезавтра, это значит, что у меня есть сутки с лишком времени убедиться, что все припасы и грузы размещены как положено, а команда понимает, кто старпом и что из этого следует. И у капитана будет целый день, чтобы убедиться, достаточно ли я хорош для него. Если ему не понравится, как я управляюсь, он сможет сразу от меня отказаться. Ну? Это будет по справедливости?

Он сразу понял, что правильно сделал, позволив своему нанимателю сохранить остаток достоинства. Всякому нравится чувствовать себя хозяином положения! Лысый задумчиво сощурился — и величественно кивнул.

— Да. Это будет по справедливости… Надеюсь, ты знаешь, где стоит «Канун весны»?

Брэшен усмехнулся:

— Неужели я похож на человека, нанимающегося на судно, которое сам в глаза не видал? Конечно, я знаю, где пришвартован «Канун». На случай, если ты передумаешь — и я, и моя киса будем на борту. Но только вряд ли ты передумаешь!

— Что ж, посмотрим. Ну, договорились… Всего доброго.

— Всего доброго.

Брэшен вышел из маленькой конторы и плотно притворил за собой дверь. И бодрым шагом двинулся по улице. Так шагает человек, у которого впереди ясная цель… У него отлегло от сердца, когда его киса обнаружилась там же, где он оставил ее, — в куче соломы за конюшней, где он провел минувшую ночь. В хорошеньком бы положеньице он оказался, если бы кису успели спереть!.. Брэшен раскрыл ее и порылся в вещах, проверяя, все ли на месте. Не то чтобы там у него лежали особо ценные вещи, но… мое есть мое — жалко было бы утратить! Его рука нашарила циндин. Довольно скромный запас, но пока хватит. Тем более что на вахте он его, конечно, не будет жевать. Скорее всего, оказавшись на борту, он вообще отложит циндин и забудет про него до завершения плавания… В конце-то концов, сколько лет он путешествовал на «Проказнице» — и ни разу за все это время к зелью не прикасался. Даже во время увольнений на берег…

Воспоминание о «Проказнице» разбередило в душе тупую боль. Когда его выгнали оттуда, он потерял не просто хорошее место работы, — больше, намного больше! Брэшен попытался вообразить, как шла бы теперь его жизнь, не заболей Ефрон Вестрит своей неизлечимой болезнью. Уж конечно, он ходил бы по-прежнему на «Проказнице»… И Альтия по-прежнему была бы там… Альтия. Тупая боль превратилась в удар отточенного кинжала. Она ведь тоже была где-то здесь, в этом