плаща, но не споткнулась и не порвала ткань.
— Отвезешь меня назад в полночь, — властно распорядилась она. Полночь — вовсе не время уходить с осеннего бала; увы, Малта (как ни трудно было ей даже про себя в этом признаться!) не решалась перегибать палку. Если она позволит себе слишком многое, — пожалуй, разойдется не только мать, но и сама бабушка. А кроме того, вскоре после полуночи начиналось официальное представление гостей, и это событие определенно не входило в число тех, на которых Малте непременно хотелось присутствовать, — ибо вполне могло кончиться форменной жутью. Малте было всего семь, когда одному представителю Дождевых Чащоб вздумалось ради этого самого представления снять с лица маску. Лучше бы он этого не делал!.. Малта увидела перед собой существо, которое при рождении, вероятно, было человеческим дитятей, но потом начало расти и вышло из положенных человеку пределов, обзаведшись явно лишними костями и складками плоти, где могли таиться некие нелюдские органы. Малта, помнится, едва на ногах устояла, когда дедушка Ефрон соприкоснулся с ним руками и назвал его «братом». И даже более того — дал ему право представлять всю их семью!.. Много ночей после этого Малте снились кошмары на тему уродца из Чащоб. Она просыпалась и утешала себя мыслью о том, какой ее дедушка храбрый: с ним ей никакие монстры не страшны…
Да, но теперь-то дедушки с нею не было. И она повторила вознице:
— Смотри! Ровно в полночь!
Тот весьма многозначительно посмотрел на убогие монетки в ладони.
— Не изволь сумлеваться, юная госпожа, — ответил он ядовито. И тронул лошадь. Перестук копыт клячи растворился в тихой ночи, и Малта на секунду испытала сомнение. Что если кучер не вернется?… И как это она пойдет домой в темноте?… И особенно — в длинном платье и туфельках… «Нет, нет, не думать об этом!»
Ничто не имело права испортить ей сегодняшний праздник.
Между тем к залу Торговцев одна за другой подкатывали кареты. Малта уже бывала здесь, и не один раз, а много, но сегодня здание показалось ей выше и величественней прежнего. Факельные отсветы окрашивали мрамор в теплые тона янтаря. Из каждой кареты высаживались представители старинных семейств — кто целыми кланами, кто парами, и все наилучшим образом разодеты. Роскошные платья женщин мели подолами по мостовой. У девочек в волосах были последние осенние цветы, а маленькие мальчики выглядели невозможно чистенькими и причесанными, что же касается мужчин…
Некоторое время Малта стояла в сторонке, прячась в тени, и с необъяснимой жадностью наблюдала, как они выходят из экипажей либо спрыгивают с седел. Отцы и деды семейств, впрочем, ее внимания не привлекали. Малта провожала глазами молодых женатых мужчин. И тех, в ком угадывалась великолепная и многообещающая незанятость. Она следила за тем, как они прибывали и шли внутрь зала, — и пребывала в недоумении. Каким образом женщина среди столь многих выбирает себе суженого? Откуда ей знать, что именно этот мужчина — тот самый, единственный?… Насколько все они кажутся хороши — и, тем не менее, на протяжении всей жизни женщина называет своим лишь одного… Ну, может быть, двух — если рано овдовеет и сможет еще родить детей новому мужу. «Наверняка каждой женщине любопытно, что же собой представляют другие мужчины, — подумала Малта. — Но если жена в самом деле любит мужа, вряд ли она желает удовлетворить свое любопытство и остаться вдовой. И все-таки есть в этом установлении нечто несправедливое…»
…А вот подъехал на вороном коне Роэд Керн. И до того резко осадил скакуна, что копыта вороного отбили по мостовой громкую дробь. Волосы Роэда падали ему на спину блестяще-черным потоком, широкие плечи так и распирали отлично скроенный сюртук. У него был хищный нос и узкие губы, и Дейла всякий раз содрогалась, заговаривая о нем. «Ой, он такой жестокий…» — со знанием дела говорила она, а когда Малта пыталась выяснить, в чем именно состояла его жестокость, Дейла лишь таинственно закатывала глаза. И Малта буквально помирала от ревности: как так, Дейла знает, а она — нет!
Брат Дейлы частенько приглашал друзей отобедать, и среди прочих к нему приходил Роэд. «Ну почему, почему у меня нет такого брата, как Сервин? Который ездил бы охотиться и приводил в дом замечательных гостей… Почему мой старший брат — этот никчемный Уинтроу с его дурацкой набожностью и мешковатыми коричневыми одеяниями? У него даже борода не растет…» Малта с тоской провожала взглядом Роэда, широко шагавшего ко входу в зал. Вот он вежливо посторонился, отвешивая глубокий поклон и пропуская вперед себя чью-то молодую жену… Мужу, как отметила Малта, галантность Роэда пришлась не слишком-то по душе.
Неподалеку остановилась очередная карета. На дверце ее красовался герб семьи Тренторов. Светло-серые упряжные кони несли на головах султанчики из страусовых перьев. Малта стала смотреть, как выгружается наружу почтенное семейство. Родители были облачены во что-то спокойное, сизо-серое (Малта не стала особо приглядываться). За ними следовали три незамужние дочери, все в платьях, сходных оттенком с цветками золотарника. Сестры держались за руки, ни дать ни взять опасаясь, как бы кто не разрушил их трогательное единение. Малта тихо фыркнула про себя: «Ну и трусихи!» Последним шел их брат, Крион. Он был в сером, как отец, но шейный платок отливал золотом, чуть более темным, нежели платья сестер. Крион был в белых перчатках. Он всегда носил перчатки: прятал жуткие шрамы на руках — в детстве его угораздило свалиться в огонь. Он очень стыдился изуродованных рук. И отчаянно скромничал по поводу стихов, которые писал. Он никогда сам не читал их вслух, предоставляя эту честь своим любимым сестричкам. Волосы у него были золотисто-каштановые, глаза — зеленые, а лицо в детстве покрывали веснушки. Дейла по секрету созналась Малте, что, кажется, влюбилась в Криона. «Когда-нибудь, — вслух мечтала она, — он доверит мне читать свои последние сочинения в узком кругу друзей! Он такой возвышенный… такой… ах!»
Малта проследила за тем, как Крион поднимался по ступенькам, и тоже вздохнула. Как ей хотелось тоже в кого-то влюбиться! Она мечтала побольше узнать о мужчинах. Чтобы о любом из них сплетничать со знанием дела. Чтобы ненароком вспыхивать при упоминании некоего имени. Или сурово хмуриться в ответ на чей-нибудь взгляд. Как ошибалась ее мама, когда утверждала, что у нее еще уйма лет впереди, — и увещевала не торопиться во взрослую жизнь! Уйма лет в звании женщины — да. Но лишь немного времени будет отпущено ей на то, чтобы приглядываться и выбирать. Как-то очень уж скоро все девушки выходят замуж и принимаются рожать… Не-ет, Малта уже успела понять, что солидный степенный муж и куча младенцев — это не для нее.
То, что ей требовалось, было у нее перед глазами прямо теперь. Эти тени в потемках… Эта душевная жажда… И знаки внимания со стороны мужчин, ни одному из которых не дано в самом деле завладеть ею…
…Да, но пока она будет прятаться здесь, мечты мечтами так и останутся. Малта решительно стянула с плеч плащ. Свернула его в узелок и спрятала под кустом: позже заберет. Она почти желала, чтобы бабка и мать были здесь с нею, чтобы она приехала в карете и не надо было бояться, как бы волосы не растрепались, а помада на губах не размазалась и не потускнела… Она воочию представила себе, как они все вместе приезжают на бал и ее красавец-папа подает ей руку и ведет внутрь зала… Умозрительная картина тотчас оказалась испорчена. Откуда-то возник образ неуклюжего малявки Уинтроу, семенящего рядом в своем буром жреческом облачении. А мать оказалась одета в платье до того скромное, что сразу захотелось повеситься. Малта содрогнулась… Нет, она своей семьи ничуть не стыдилась. Она вправду была бы даже рада их появлению… если бы только они умели красиво одеться и должным образом себя вести.
Сколько раз она просила маму пойти на этот бал Подношения?… И что? Ей наотрез отказали! Значит, ничего не попишешь, придется самостоятельно начинать взрослую жизнь!
Она будет держаться смело. Она позволит лишь малой толике своего трагического одиночества проявиться в выражении глаз. Она будет от души веселиться, смеяться и пленять… Но кое-кто подстережет миг, когда она отвлечется; и сумеет уловить в ее взгляде все то жестокое небрежение, от которого она так страдает в своей семье. Этот кто-то поймет, как ей не хватает внимания,
