веселости и неутомимости Голого видно не было.

Скача, как лягушка, с камня на камень, хмырь успевал обнюхивать все закоулки в радиусе нескольких сотен метров от тропы, при этом насмерть забалтывая одуревших от альпинизма карапузов бесконечными прибаутками. Единственное, что все еще удерживало приятелей от реализации давно зреющих в их головах планов по удушению упыря, так это четкое понимание того, что выбраться из этих Богом забытых мест в одиночку им не судьба.

Постепенно идти стало все-таки веселее. Горы вокруг мельчали, припасы в рюкзаках таяли, облегчая казавшуюся непосильной ношу, заповедная тропа теперь в основном бежала вниз, пока не привела их к раскинувшейся, насколько видел глаз, унылой равнине, покрытой чахлым кустарником.

Голый махнул рукой в сторону горизонта и, загадочно подмигнув порядком нахмурившимся приятелям, заявил:

– Как говорит один мой кореш, вы его не знаете, Бармалеем кличут, «нормальные герои всегда идут в обход!» Вы ведь нормальные герои? Вот он, обход. Сюда и пойдем. Велкам!

Он сиганул вниз и сразу сунулся по каким-то одному ему ведомым неотложным делам в ближайшие же кусты.

Попереминавшись с ноги на ногу, первым его примеру решил последовать Федор, который на правах старшого скомандовал Сене: «Первый пошел» и аккуратным пинком отправил приятеля вниз.

Скатившись с огромного валуна, тот плюхнулся на задницу, и его лицо моментально скривилось, глобально перекошенное презрительной гримасой:

– Ну ни фига себе – болото! У нас ведь даже сапог нет!

Высунувшийся из кустиков Голый тут же прокомментировал:

– Це не болото, це Гримпенская трясина, – хмырь махнул рукой Федору, в нерешительности застывшему на вершине валуна: – Пошли скорее, пока прилив не начался. Швыдче, кацапузы. Швыдче!

Федор аккуратно спустился с валуна, подкатал штанины, чтобы не дай Бог не замочить фирменную шмотку в коричневатой и очень плохо пахнущей жиже, и банда наконец-то двинулась вперед, аккуратно перепрыгивая с островка на островок, с кочки на кочку.

У Голого, конечно же, это получалось куда лучше – в тренировочном лагере каких-нибудь задроченных скаутов упырь явно огреб бы все возможные знаки отличия – начиная от медали «За боевые потуги» до памятного знака «Участнику гей-парада», а уж нашивка «Старшего инструктора свирепых бурундуков» была ему гарантирована при любых раскладах.

Уже через пару часов пути, когда гористая часть местности окончательно осталась далеко позади, везде, куда хватало взгляда, пейзаж совершенно утратил даже минимальное разнообразие. Вокруг компашки, погрязавшей по уши в болоте, на километры вокруг раскинулись коричневатые просторы, слегка прикрытые чахлой растительностью, изредка подсвечиваемой языками пламени от выходившего на поверхность болотного газа. Отлучаться по многочисленным поводам Голому стало совершенно некуда, и болтливость его возросла чрезмерно, хмырь теперь молол языком практически безостановочно:

– Я знаю, куда идтить. Тут зимой, когда собака спит, Сусанин экскурсии водит на коньках. Я у него достопримечательностью работал, водяного изображал. Тут такие места – закачаесся!!! А каких тут веников для бани наломать можно!!!! И это, кацапузы! Не дай Бог собака проснется!

Плавный поток сознания, исходивший от распоясавшегося экскурсовода, был прерван истошным Сениным воплем:

– Я вижу мертвых людей! Тут утопленники! Шагавший нетвердой походкой по хлюпающему беспределу Федор приоткрыл глаза, давно уже подернутые каким-то потусторонним туманцем, и вгляделся в воду – в коричневой биомассе действительно колыхались выбеленные покойничьи лица. Подбежавший удивиться неведомому Голый даже зевнул от неудовольствия:

– Тю… я-то думал!!! Не боись, они вже не кусаютця. Це пьяные мелиораторы.

Хмырь сплюнул в воду и, как лягушка, ускакал куда-то вперед, продолжая рассуждать:

– Гля, как пацаны хорошо сохранились. Видать, потому, что у них очень много спирта в крови!!!

Сеня тоже двинулся вперед, стараясь смотреть исключительно себе под ноги, чтобы не замечать белесых личин по обе стороны от тропы, заросшей осокой. Уже через пару шагов, шумно оступившись, карапуз одной ногой ушел в воду, едва успев выдернуть ее обратно вместе с сапогом. Моментально встрепенувшийся Голый принялся зло выговаривать своему давившему мучителю:

– Я тебе, дураку, шо казав? Ходи сюда. Понял? Никуда не сворачивай. Не сцы – скоро покойники кончатся. Дальше пойдут трактора с бульдозерами. Вот там страх, так страх!!!

Голый и Сеня, давно невзлюбившие друг друга на почве обоюдной любви к Федору, принялись привычно переругиваться и совершенно не заметили, что объект их обожания остался стоять позади, пялясь в воду. Его снова накрыло в самый неподходящий момент. В какое-то мгновение карапузу показалось, что покойник, полощущийся в воде прямо под ним, открыл глаза. Порядком испугавшись, Федор неуклюже взмахнул руками и рухнул в воду, где на него опять навалились долгожданные «мультяшки»…

К вящему неудовольствию Федора, от просмотра очередной серии «Утиных историй» его в крайне грубой форме оторвал Голый, пришлепавший на место происшествия со скоростью человека-амфибии и буквально за волосы выдернувший прибалдевшего карапуза из воды:

– Здесь купаться запрещено! Наконец-то подоспевший к месту происшествия и не вписавшийся в поворот Сеня неуклюже растянулся в болотной жиже и ляпнул первое, что пришло в его некрупный мозг:

– Федор Михалыч, ну как водичка? Федор, которому купание явно пошло на пользу, нашел в себе силы съязвить:

– Сень, мне сказать, или ты сам догадаешься? Мертвяк водичка!!!

Ночка выдалась неспокойной – где-то впереди – там, куда лежал путь карапузов-туристов и их паранормального экскурсовода, всю ночь громыхали то ли гром, то ли приглушенные взрывы, метались над горами мрачные багровые всполохи. Словно закатившееся солнце рвануло напоследок за вершинами, подпалив скалистые кручи, – адьос амигос…

Тщетно старавшийся уснуть Федор пнул примостившегося неподалеку Сеню, но тот только постанывал во сне, да причмокивал жирными губами – будто кто-то сунул ему в рот мятный леденец… «Вот паскуда», – выругался карапуз, досадуя по поводу собственного бессилия перед навалившейся бессонницей.

Пересчитав всех овечек, Федор перешел на баранов, а потом и на козлов – но должного эффекта не получил. Когда за спиной в очередной раз громыхнуло – да не так, как до того, а особенно сильно, – карапуз инстинктивно дернулся, запустив руку за пазуху, и нащупал колечко, привычно болтавшееся на груди. Почему-то это придало ему необычайную уверенность, и приятное спокойствие потекло от кончиков пальцев по всему телу… Он всмотрелся в тускло поблескивающий металл – в свете луны кольцо источало холодный свет, успокаивавший глаз. Федор принялся рукавом начищать свою драгоценность, а затем попробовал колечко на зуб.

Именно за этим занятием его и застал вернувшийся с ночной прогулки Голый:

– Барахлишко-то припрячь… говорили же тебе умные люди – не в ломбард несешь, – ощерился хмырь.

Карапуз повел себя так, будто его впервые застукали с руками под одеялом, – прикрыл колечко руками и зло огрызнулся: