зеленой кожей и черными ногтями) и Вонючие Ступни Ведьмы.

Тиффани засунула каталог обратно в книгу. Она не могла оставить его в коттедже, чтобы Аннаграмма не нашла его, иначе Боффо секрет мисс Тенеты стал бы всем известен.

И вот теперь все: одна жизнь, оконченная и акукуратно убранная. Один коттедж, вычищенный и пустой. Одна девочка, ждущая, что же будет дальше. Все было „улажено“.

Дин-Дон.

Тиффани не шевельнулась, не стала оглядываться. На удочку Боффо я не попадусь, сказала она себе. Этому звуку можно найти объяснение, не связанное с мисс Тенетой. Посмотрим… Я вычистила камин, так? И прислонила кочергу к стене рядом с ним. Но если ее правильно не поставить, она упадет, рано или поздно. Вот это и случилось. Когда я повернусь, я увижу, что кочерга упала и лежит на решетке, и, следовательно, это не были никакие призрачные часы.

Она медленно повернулась. Кочерга лежала на решетке.

А сейчас, подумала она, мне стоит выйти на свежий воздух. В доме как-то уныло и душно. Но не потому, что меня пугают воображаемые звуки. Я не суеверна. Я ведьма. У ведьм нет предрассудков. Мы, то, что является предрассудком для остальных людей. Я просто не хочу здесь оставаться. Пока она была жива, я чувствовала себя здесь в безопасности — как будто меня укрывало огромное дерево — но я не думаю, что в доме по прежнему безопасно. Если Зимовой заставит деревья выкрикивать мое имя, я заткну уши. Дом похож на умирающего и я иду наружу.

Не было смысла запирать дверь. Местные жители боялись заходить в дом, даже при жизни мисс Тенеты. А сейчас они подавно не войдут, пока другая ведьма не обживется в доме.

Тусклое, белесое солнце проглядывало сквозь облака и ветер уносил прочь морозный воздух. Но в этих краях короткая осень очень быстро сменяется зимой; с сегодняшнего дня в воздухе всегда будет пахнуть снегом. В горах зима никогда не кончается. Даже летом вода в ручьях ледяная из-за тающих снегов.

Тиффани уселась на трухлявый пень, рядом со своим древним чемоданом и мешком, и стала ожидать, когда все „уладится“. Аннаграмма должна вот-вот заявиться, в этом она могла бы поклясться.

Коттедж уже казался заброшенным. Похоже, что…

Сегодня бы ее день рождения — осенило ее. Точно, сегодня. Смерть правильно сказал. Единственный праздник в году, который полностью принадлежал ей и она забыла о нем во всей этой суматохе, а сейчас уже прошло две трети дня.

Говорила ли она Петулии и другим, когда у нее день рождения? Она не могла вспомнить.

Тринадцать лет. Несколько месяцев она думала о себе „почти триннадцать“. Очень скоро она станет „почти четырнадцать“.

Тифани уже почти начала наслаждаться жалостью к самой себе, когда позади нее послышался крадущееся шуршание. Она повернулась так быстро, что Горацио, сыр, отпрыгнул назад.

— О, это ты. — сказала Тиффани. — Где ты был, противный маль… сыр? Я ужасно беспокоилась!

Горацио выглядел пристыженным, но было довольно трудно объяснить, как ему это удавалось.

— Ты пойдешь со мной? — спросила она.

От Горацио немедленно стало исходить ощущение согласия.

— Очень хорошо. Тогда тебе надо залезть в мешок. — Тиффани развязала ремешки, но Горацио попятился.

— Что же, если ты собираешься вести себя, как непослушный сыр… — начала она и замолчала. Ее рука зудела. Она подняла глаза… на Зимового.

Это несомненно был он. Сначала он был всего лишь снежным вихрем, но когда он двинулся через поляну, то как будто собрался воедино, принял вид человека, юноши, с ниспадающим с плеч плащом. На его голове и плечах лежал снег. На этот раз он не был полностью прозрачным, словно рябь пробегала по нему и Тиффани казалось, что она может разглядеть позади него силуэты деревьев.

Она быстро отступила назад, но Зимовой скользил по высохшей траве стремительно, как конькобежец. Она могла бы повернуться и побежать, но это означало бы, что она повернулась и побежала, а почему она должна так поступать? Это ведь не она писала чужое имя на окнах!

Что ей сказать ему, что ей сказать?

— Я очень признательна тебе за мою подвеску. — сказала она, снова отступая. — И снежинки с розами были действительно очень… очень милыми. Но… я не думаю, что мы… Ну ты сделан из холода, а я нет… Я человек, сделана из… человеческого материала.

— Ты должна быть ею! — ответил Зимовой. — Ты была в Танце! А сейчас ты здесь, в моей зиме!

Голос был неправильным. Он звучал фальшиво, так, как будто Зимовой научился произносить слова, но не понимал, что они означают.

— Я это я. — неуверенно сказала Тиффани. — Я не знаю, что там насчет „должна быть“. Э… пожалуйста, я так сожалею, что пошла танцевать… я не хотела, мне просто показалось…

У него были те же самые пурпурно-серые глаза, заметила она. Пурпурно- серые глаза, на лице, вылепленном из замерзшего тумана. Надо признать, на довольно симпатичном лице.

— Послушай, я не имела в виду давать тебе повод думать, что… — начала она.

— Иметь в виду? — прервал ее Зимовой в изумлении. — Но мы не имеем в виду. Мы существуем!

— Что ты… имеешь в виду?

— Кривенс!

— Ох, нет… — пробормотала Тиффани, когда фиглы полезли из травы. Фиглы не знают значение слова „страх“. Иногда Тиффани мечтала, что бы они взяли словарь и прочитали. Они дрались, как тигры, они боролись, как демоны, они сражались, как гиганты. Что они не делали, так это не действовали как кто-то, имеющий хоть капельку мозгов.

Они били Зимового мечами и ногами, но тот факт, что все проходило сквозь него, как сквозь дым, казалось совершенно не озадачивал их. Если фигл прицеливался ботинком в призрачную ногу и в результате попадал себе по голове, это сходило за хороший результат.

Зимовой игнорировал их, как человек, не обращающий внимание на бабочек.

— Где твое могущество? Почему ты так одета? — требовательно спросил он. — Все должно быть по другому!

Он шагнул вперед и крепко схватил Тиффани за запястье, намного крепче, чем можно было ожидать от призрачной руки.

— Все не так! — закричал он. В небе над пустошью мчались облака.

Тиффани попыталась вырваться. — Отпусти меня!

— Ты это она! — закричал Зимовой и потащил ее за собой.

Тиффани не знала, откуда взялся вопль, но ее рука сама дала пощечину. Она так сильно ударила Зимового по щеке, что на какой то момент его лицо смазалось, как будто она размазала рисунок.

— Не подходи ко мне! Не прикасайся ко мне! — завопила она.

Позади Зимового что-то сверкнуло. Тиффани не могла четко рассмотреть