Срезался.

Камешек свалился с края доски и покатился под ноги зрителям. Поиски заняли пару минут. Серый камешек, на серых плитах, да еще тени от факелов. Мужик, что перед нами, нервничал все больше. В конце концов, он тоже подключился к поискам.

– Слышь, Идущий, а спорим, этот тоже срежется. На сабир спорим?

– Многодобрый, я тебе два сабира дам, если он останется в городе.

– У тебя лишние монеты завелись?

– Я хорошо его знаю. Он удачливей меня.

– Ну-ну…

С таким настроением только в беспроигрышную лотерею играть.

А вот я чуть ни проиграл свой сабир. Брось мужик сильнее и… Или будь в начале доски больше свободного места. Но уж очень там плотно камни стояли. Слегка качнулись, когда в них врезался десятый, и отбросили его.

На землю камень не упал. Я поймал его на лету. Искать потом, терять время мне совсем не улыбалось.

– На, бросай, и валим отсюда.

Я протянул камень Первоидущему. Его знакомец очень уж неласково глянул на меня. Но говорить ничего не стал. Уважаю. Умеет мужик проигрывать.

Первоидущий посмотрел на камень в моей ладони. Правой. Но знак Тиамы был едва заметен на ней. Потом караванщик заинтересовался своими пальцами. Они почему-то дрожали. Совсем немного, но скальпель такой руке я бы не доверил.

Глубокий вздох, дрожащие руки складываются на животе и спокойный ну, очень спокойный! голос внятно произносит:

– Многодобрый, я прошу тебя бросить жребий за меня.

Ну, бросить, так бросить.

Стал на линию, оценил расположение камней. На миг показалось, что доска зеленого цвета. Камень долетел до доски, легко раздвинул четыре первых, оттолкнулся от шестого, изменил направление, зацепил восьмой, толкнул девятый и… остановился. Я в последний момент вспомнил, что у этого стола нет луз.

Шум поднялся конкретный. Какие-то монеты стали переходить из рук в руки. В мою лапу тоже впихнули. Я не сразу сообразил, кто задолжал мне два сабира.

– Короче, Идущий, ты тут выясняй, какими и когда мы идем, а я…

– Мы сегодня идем! Вторыми!

Мужик аж подпрыгивал от радости. Может, и обниматься полез бы, если б Кранта возле меня не было. А так, поклонился только и умчался по своим делам. Зрители, кстати, тоже довольно быстро разошлись. Доносились только…бросок…удар… ты видел?…, но все тише и дальше.

А я стоял и пытался сообразить: показалось мне, что камень остановился, когда я потянул его к себе, или он сам, без потянул.

Стражники с любопытством поглядывали на меня, но никто не отвлекал Многодоброго от процесса мышления.

– Блин! Дошло вдруг до меня. Мы же уходим сегодня! А я чемодан еще не собрал.

– Что ты хочешь собрать, господин?

Глянул на удивленного Малька и засмеялся. В натуре, ну какой, на фиг, чемодан? Все, чего надо, со мной. Научила таки жизня. А еще чего понадобится, Малек достанет. Хоть из- под земли. В последнее время он здорово наловчился. Ну, а не достанет, обойдусь. В первый раз, что ли? Вот без кого в Дороге не обойтись, так это без поала. Где там мой Солнечный? Заждался, наверно.

Жарко. Тени жмутся к ногам поалов. Или прячутся под наши плащи.

Я бы и сам где-нибудь спрятался. В холодильнике, например. Или в морге. Провел бы ревизию ливера у всех лежащих там, да под холодное пивко… что может быть лучше в такую жару? Разве что пивко без «ревизии». А ведь было и такое. И ни раз. В этой же самой комнате, с холодными столами. Работающие в ней, уже через год используют эти столы по прямому назначению. «Поляну» там накрыть или девушку принять. Не из самых нервных. Но на такую развлекуху девушки только летом соглашаются. Когда в тени за плюс тридцать зашкаливает.

Здесь, в тени, наверно, все сорок. Вот только где взять эту тень, когда солнце над самой макушкой. И ветер с моря не прохладу несет, а мечту об этой самой прохладе. И о воде. Пусть и подсоленной, что третий день задыхается в буримсе, но все-таки воде. Если по-нормальному, то еще час назад мы должны были остановиться, и переждать самое пекло. Вот только место не подходящее для остановок. Приходится терпеть и молиться, чтобы поал вынес. Чтобы ремни выдержали, какими к седлу привязан. И чтобы ветер не поменялся. Ветер это самое главное! Не только я посматриваю на воздушного змея. Огромного, яркого, летящего в белесом небе. Ну, это он на земле огромным казался. А теперь чуть больше носового платка.

Я когда утром этого змея увидел, думал, обман зрения у меня. Не ожидал, что летучую конструкцию и здесь уже изобрели.

– Знаешь, что это такое? спросил у меня Первоидущий.

Не оглядываясь спросил. Осматривая и проверяя «змеиную» бечевку. Знает мужик, что только я такой любопытствующий. Все остальные найдут себе дело. Или сделают вид, что нашли. А меня водой не пои, но дай на чего-то новое поглазеть. Таким уж уродился.

– Знаю, Идущий. Видел… как-то.

– И для чего он нужен, знаешь?

– Летать, – отвечаю.

И больше ни звука. Не так прост этот вопрос, как кажется.

– А летать зачем? продолжается допрос.

Похоже, мужик решил вытянуть из меня все, чего я знаю о летучих змеях. Даже работу свою прекратил и на меня оглянулся.

– А это, Идущий, ты мне сам скажешь.

Говорю, интонации Пал Нилыча используя. И его «душевную» улыбочку. Когда старик разбор полетов устраивает. После операций. Типа, доложите, голубчик, почему это ваш пациент взял да помер, если никто за летальный исход не платил.

– Скажу, Много… добрый. И покажу.

Караванщик осторожно переворачивает летучую конструкцию и на меня скалится такая рожа, хоть на холодильник вешай. Чтобы соваться в него пореже.

– Ветер приманивать будем. Добрый ветер.

С такой-то мордой и «добрый»?… Ну-ну.

– А злых духов отгонять будем.

Если отгонять, то, наверное, получится, а насчет приманивать… тут я, прям, даже и не знаю. Вслух, понятное дело, говорить не стал. Не все здесь можно озвучивать. Особенно сомнения. Да еще такому, как я. Примут за предсказание и… Только ложных пророчеств не хватает для полного счастья. Тут от вроде бы истинных иногда в поту просыпаюсь.

Третий раз караванщик идет этой Дорогой. Третий раз он змея запускать будет. А без змея никак. По местам боевой славы пойдем. Точнее, над местами. Тысячу лет тому бою, а место все еще запретным считается. И тот, кто пойдет над ним при злом ветре, не доживет до следующего сезона. А еще говорят, что воздух там светится по ночам.

Поверил я словам Идущего, когда «место славы» увидел.

Чаша невысоких скал. Черных. И словно отполированных. Или обожженных. Западный край чаши отломан. Как откушен. А на дне… сизый туман и россыпь огоньков. Туман дрожит и огоньки шевелятся. Как светляки в банке. Не думаю, что они остались в этом месте. Или чего-то живое там