Туннель стал горизонтальным, а после раздвоился. Рельсы шли по более узкому прямому рукаву; тот, что повернул влево, был куда извилистее и шире. На пару секунд мы с Никитой замерли у развилки, вглядываясь, потом, не сговариваясь, свернули в широкий туннель, освещая путь фонарем.

Эхо донесло шум сзади, и бегущий последним Злой заозирался.

- Посветите!

Шрам, не останавливаясь, положил фонарь на плечо, направив луч себе за спину.

- Пока не видно их, - сказал Злой, несколько раз оглянувшись. - Убери, слепит. Мы, выходит, за вояками гонимся, а твари эти - за нами. Шрам, теперь ты последним давай, прикрывай нас.

Опередив сталкера и Пригоршню, он пошел рядом со мной. Мы двигались быстро, но не бежали, слишком все устали, а Илья Львович вообще еле передвигал ноги. Туннель повернул в одну сторону, потом в другую. Эхо изменилось: впереди, за очередным поворотом, было открытое пространство. Что-то блеснуло прямо передо мной. Тонкое, протянувшееся от стены к стене в полуметре над полом…

- Осторожно! - выкрикнул я, и Злой, тоже заметивший лесу, отшатнулся, ухватив за плечо идущего слева Илью Львовича. Но не успел - нога старика зацепила лесу. Мгновение та натягивалась, а потом раздался взрыв.

Под стеной один на другом лежало несколько валунов, за ними и притаилась граната. Я упал, камни просвистели выше, застучали… Старик вскрикнул.

Я вскочил, следом поднялся Никита, потом остальные. Илья Львович лежал на правом боку. Камни и осколки гранаты превратили тело от поясницы до плеча в кусок подрагивающего кровавого мяса, с которого свешивались изорванные и расплющенные остатки руки.

Я бросил ломик, рванул пряжку ремешка на плече, крикнув Никите:

- Палку какую-нибудь притащи, быстро!

Он огляделся и бросился по туннелю обратно, на ходу вытаскивая нож. Илья Львович пытался перевернуться на спину, целая его рука дергалась, растопыренные пальцы ловили воздух.

- Держите его! - приказал я, кладя контейнер на пол. - На боку, чтоб раной кверху!

Боль придала старику силы - сталкеры едва смогли удержать его. Илья Львович разбил Шраму губу, а Злого так схватил за кисть, что тот скривился и, вырвав ее из скрюченных пальцев, громко выругался.

Из глубины туннеля донесся топот ног. Я сдвинул крышку одной из ячеек, обмотал тряпкой пальцы, и когда в поле зрения возник Никита, сунул руку в контейнер.

Внутри был артефакт под названием мороженое. Белая масса запузырилась, я швырнул ее в углубление, где раньше лежала граната. Подскочивший Никита передал длинную толстую щепу, которую отколол от шпалы.

- А почему ты лом свой не… - начал он.

- Металлом нельзя в мороженое тыкать.

Оно уже кипело, набухая шапкой пузырящейся пены. От стены потянуло холодом. Илья Львович выл, отбиваясь, сталкеры с трудом удерживали его.

- Кто ж это ловушку устроил? - спросил напарник, тяжело дыша. - Вояки ведь другим путем побежали…

- Может, старая она. - Я сунул конец щепы в мороженое и помешал. - И откуда ты знаешь, вдруг она для тех, кто с другой стороны мог по этому туннелю прийти?

Холод стал сильнее, кожу на запястье жгло. Ярко-белая светящаяся масса опала, поверхность начала кристаллизоваться - вскоре хрустящая корочка наста затянет «включившийся» артефакт.

- С другой? Так к чему ж мы приближаемся, Химик?

- Сейчас увидим. Эти, которые за нами бегут, отстали? Никита, подняв автомат, обернулся.

- Когда палку с доски срезал, слышал шум. Быстрее давай, они вот- вот будут.

Все это нам приходилось выкрикивать, потому что Илья Львович непрерывно вопил от боли. Я наклонил щепу, несколько раз провернул ее, поднял - будто сладкая вата на палочке, на ней повис длинный пенящийся кокон мороженого, за которым от основной массы протянулись тонкие хрустящие нити. Они лопнули, я крикнул: «Держите крепче!» - и ткнул щепой в рану.

Старик завизжал. Я стал намазывать мороженое на его тело; когда субстанция почти закончилась, накрутил на щепу еще, потом в третий раз - и наконец мороженое в углублении стало затвердевать. К тому времени левый бок раненого покрывал сплошной искрящийся слой. Он натягивался, изгибаясь, когда Илья Львович дергался, но не лопался и не ломался, хотя его испещряли мелкие трещинки. Из мутно-прозрачного вещество стало белым, как снег, полностью скрыв рану.

Температура в туннеле опустилась минимум на градус. Старик перестал корчиться и теперь лишь моргал полными слез глазами. Я ни разу не испытывал мороженое на себе, хотя Долдон рассказывал, что кажется, будто тебя сунули в холодильник, а еще сильно хочется спать - но заснуть не можешь и пребываешь в странном состоянии полусна, когда вроде и осознаешь, что происходит, но отстраненно и почему-то с легкой насмешкой, вернее, иронией. Все тревоги отступают, эмоции сглаживаются, мир кажется большим, холодным, белым, как пещера Снежной королевы. И боль, говорил Долдон, проходит полностью, то есть ты даже не можешь понять, как вообще способен был ее ощущать, потому что чудится, что тело отлито из гибкого льда, а какая у льда боль?

Старик сел, я бросил щепу под стеной.

- Львович, как вы? - спросил Никита, целясь в глубь коридора.

Злой, скорее всего уже видевший действие этого артефакта, наконец отпустил раненого и толкнул Шрама в плечо. Мы выпрямились над стариком. Он сидел неподвижно, глядя на нас.

- Ему все равно конец, - негромко произнес Злой. - Но хоть не больно будет. Под стенкой его посадите и дальше идем.

- Что, здесь оставим? - возмутился Никита. - На растерзание этим…