то ничего страшного. Уэйнстейн снял шлем. Волосы, мокрые от пота, неприятно облепили голову. Господи, на кого она сейчас похожа? На мокрую курицу, которую вот-вот начнут ощипывать!

— Скажите, Виктория… я ведь могу вас называть по-прежнему Викторией? Какой у вас чин в разведке?

— У меня давно не было связи, — сказала она и ужаснулась своему хриплому голосу, — можно подсчитать по выслуге лет, если вас это интересует.

— А каким было ваше задание?

— Внедриться в структуры наиболее влиятельного клана.

— А дальше?

— Пока это все. Дальнейшие инструкции должны были поступать по мере выполнения первой части…

— Фу, как некрасиво лгать! — поморщился ван Хорн. — А впрочем, если не хотите говорить, не надо. Сеймур!

Уэйнстейн вновь надел ей на голову шлем и отступил к ментоскопу.

— Знаете, о чем я попросил бы вас подумать, — наклонясь к ее лицу, вкрадчиво спросил ван Хорн, — о некоем Агламбе Керроре, — он посмотрел ей в глаза, словно желая там найти интересующую его информацию, — зачем разведке такой захолустной планеты, как Фионимар, понадобился этот убийца? А главное, подумайте, как можно до него добраться. Где он, с кем он, насколько глубоко забился и кто ему помогает прятаться. Договорились?

И вновь она цеплялась за ускользающее сознание, отчаянно сопротивляясь наплывающим из памяти образам, и вновь ее накрыло с головой беспамятство, и опять она воочию видела недавнее прошлое. Хотя и не все… нет, не все! Кое-что ей все-таки удалось спрятать…

Они прождали уже полтора часа сверх назначенного времени, когда Сандерс наконец не выдержал.

— Она назначила точное время встречи? — спросил он.

Полубой, против обыкновения наливаться пивом, сидевший над четвертой по счету чашкой кофе, отрицательно покачал головой.

— Нет, просто сказала: в это же время. Ждем еще полчаса для ровного счета.

Официант, поначалу крутившийся вокруг в ожидании серьезного заказа, потерял интерес к клиентам, наливающимся кофе. В кафе заходили случайные посетители выпить кружку пива, рюмку водки или бренди. Две дамочки в переливающихся по последней моде контурных плащах и шляпках с голографическими вставками, поедали огромный торт со взбитыми сливками, время от времени подстегивая аппетит рюмками коньяка. Сначала Сандерс наблюдал за ними, прикидывая от нечего делать, за какое время они уничтожат торт, но вскоре его замутило, и он отвернулся…

Ночь прошла спокойно. Наутро Сандерс выбросил в мусоропоглотитель подпаленные брюки и оделся в полувоенную куртку, в которых в Нижнем городе щеголял каждый третий, и такие же штаны. Поковырявшись в сумке, он распихал по карманам такие необходимые мелочи, как универсальный детектор обнаружения «жучков» и прочей электронной мерзости, ручку-фонарь и свой старый десантный нож в кожаном чехле. Напоследок он проверил палаш. На кромке лезвия остались зазубрины — столкновение с катаной, крисом и металлическими битами не прошло для «бастарда» незамеченным и Дик загладил зазубрины алмазным оселком, извлеченным из ручки ножа. Полубой натянул на торс выстиранную с вечера полосатую майку, а в остальном оделся так же, как и Сандерс, заменив куртку плащом — его сабля была длиннее палаша и под куртку не влезала. Они загодя пришли в кафе, где была назначена встреча, и как оказалось, напрасно.

Полубой взглянул на часы, допил кофе и поднялся. Ждать дольше смысла не было. Или что-то случилось с таинственной незнакомкой, или у нее изменились планы.

— Как будем добираться до места старта? Может, позвоним и попросим Лив, чтобы отвезла? — спросил Сандерс.

— Нет. После вчерашнего ей в секторе Сигевары лучше не появляться, — не согласился Полубой, — возьмем такси.

— Можно и такси. А признайтесь, вы на нее запали, Касьян.

— Ну так что ж, — неожиданно легко признался Полубой, — действительно, она мне очень понравилась. Однако у меня к таким женщинам странное отношение. Все мысли будто выдувает из головы. А если чувствую, что и ей я по нраву, так вообще черт-те что начинается: — заикаюсь, бывает, руки дрожат, коленки подгибаются, и башка совершенно не работает.

— В этом деле башка не главное, — усмехнулся Сандерс, несколько оторопело слушая признания мичмана, — главное, чтобы работало кое-что другое. Вы меня, надеюсь, понимаете?

— Не надо, Ричард, — Полубой поднял руку, останавливая глидер, — пошлость вам не к лицу. Или ваш имидж джентльмена только маска?

Водитель, лысый детина с красными то ли с похмелья, то ли от недосыпа глазами, долго не соглашался ехать в сектор Сигевары, да еще к развалинам. Только посулив два счетчика, Сандерсу удалось его уговорить.

В глидере отчетливо пахло мочой и алкогольным перегаром, под ногами каталась пустая бутылка из-под дешевого бренди. Сандерс открыл окно. Машины шли сплошным потоком, не пересекая, однако, границы секторов — там была своя водительская мафия. Водитель выбрал момент и переулками, ныряя между грязных стен каких-то ночлежек, вывез их к развалинам.

— Все, дальше не поеду, — категорично заявил он. До бара «Сад наслаждений» было идти около двух кварталов.

Они зашагали, стараясь не выделяться в толпе, что было не так уж сложно. Главное было подстроиться под ритм движения пешеходов, которые двигались будто без определенной цели, глазея по сторонам. А посмотреть было на что. Дома были нашпигованы всяческими увеселительными заведениями — видно для того, чтобы осваивающие развалины авантюристы, искатели инопланетных диковинок, нелегалы-врачи, каботажники, наркокурьеры и прочая, прочая, прочая могли спустить кредитки, фунты или чем им еще оплачивали тяжкий труд, не удаляясь от места работы.

— Вертеп на вертепе, — бормотал Полубой, угрюмо посматривая на окна первых этажей, где заспанные проститутки вяло демонстрировали свои прелести.

Это был праздник плоти: хирурги-модификаторы не зря ели свой хлеб, изменяя человеческие тела до неузнаваемости. В одном месте Сандерсу бросилась в глаза вывеска: «Дизайн и художественная обработка гениталий». Он передернулся, однако не удержался, чтобы не подколоть мичмана.

— А что, собственно, такого? Ну отдыхает народ, веселится. Кто знает, может, завтра его разберут на составные части, а сегодня он хочет за свои кровные насладиться всем, что душа пожелает.

— Душа этого пожелать не может по определению, — отрезал Полубой.

— Можно подумать, что у вас нет публичных домов.

— Есть, но до такого скотства мы еще не докатились. И никогда не докатимся, слава Господу и Императору. Ладно, похоже, мы пришли.

Дверь в бар уже успели навесить, и даже стены, кусок которых выбил Полубой, были как новые.

Мичман остановился, распахнул плащ и перекрестился.

— Ну что, господин Сандерс? За веру, царя и отечество!