Он повернул рукоять трости и лезвие исчезло. Арчер вернул мне трость и мы поднялись наверх. За столом сидели Артур и Чарли. Артур курил, Чарли перелистывал свою черную записную книжку. Артур посмотрел на меня, но спросил почему-то у Арчера:

— Все?

Арчер кивнул.

Чарли закрыл книжку и спрятал ее во внутренний карман пиджака.

— Слушай внимательно, малыш, — Артур пристально смотрел мне в глаза, — слушай и запоминай. Ты — тень Чарли, ты молчишь, слушаешь и следишь за всем, что происходит. Когда вы одни — мне все равно, о чем вы будете болтать, но когда есть кто-то посторонний — ты молчишь, говорит только Чарли. Ты говоришь только когда к тебе обращаются и отвечаешь кратко. Если что-то идет не так — ты уводишь Чарли. Если надо — бегите, если надо — сделайте все, чтобы остаться в живых. Все, что тебе нужно будет делать, скажет Чарли. Вот твое удостоверение инвалида.

Артур выкладывает передо мной на столе лист бумаги с печатями и водяными знаками. Я складываю его и прячу во внутренний карман куртки.

— Что ты думаешь обо всем этом, малыш? — спрашивает меня Артур,

— Что я об этом думаю, Артур — начинаю я, — ты хочешь знать, что я обо всем этом думаю? Пожалуйста. Молчать — это хорошо. Молчать — это не выть «Христа ради» перед церковью. Ходить медленно, пусть с палкой — лучше не бывает! С тех пор, когда я бегал по улицам с утра до вечера, я просто мечтал об этом. Всю зиму, лежа в постели, я мечтал об этом. Я мечтал ходить медленно, Артур.

Я стою перед Артуром, опершись обеими руками о стол и смотрю ему прямо в глаза. Они кажутся хмурыми и недовольными, но я замечаю прыгающие в них золотые искорки.

— Мечты сбываются, да, малыш? — говорит Артур.

— Всегда появляются новые, Артур.

Он смеется глядя на меня, но это не обидный смех. Он доволен мной.

— Пойдем, Аль, — говорит Чарли.

Мы идем и около входа я оборачиваюсь. Артур и Арчер стоят у стола и смотрят нам вслед. Артур поднимает руку.

Я поднимаю руку в ответ и выхожу из зала. Мы выходим из дома и двери со стуком закрываются за моей спиной...

Мы — в центре Фритауна. Позади нас высится башня Судьбы. Сегодня мне кажется, что она вот-вот упадет. Вокруг нас — дома старой постройки, дома не для бедных. Чарли все время пытается идти медленно, в ногу со мной. Я пытаюсь идти быстро, но нога плохо слушается меня.

— Как ты, Аль? — спрашивает Чарли

Он всегда заботился о младших.

— Я думаю, нормально.

Он ободряюще хлопает меня по плечу.

— Со временем привыкнешь.

Мы проходим квартал на улице Александор и Чарли останавливается перед домом номер 44.

— Я должен познакомить тебя кое с кем, — говорит Чарли.

— С доном Торио? — спрашиваю я, как всегда, быстро.

— Нет. Дон Торио общается только с Артуром и Арчером. Его никто не знает в лицо, никто не знает, где он живет. Всеми делами дона Торио занимается одна женщина. Она живет в этом доме, больше похожем на крепость, окруженная слугами. Ее зовут Мамочка.

Я улыбаюсь. Чарли, заметив это, продолжает с заметной иронией:

— У нее, конечно, есть свое имя, но она предпочитает, чтобы ее называли так. Будь осторожен в словах, она вспыльчива, как сухой порох. Да, и еще кое-что. Она женщина довольно полная, так что веди себя спокойно, следи за собой и все будет нормально.

— Хорошо, Чарли, — отвечаю я ему.

С некоторых пор я готов завязывать Чарли шнурки на ботинках, так что я уж постараюсь не ударить лицом если не в грязь, так в столб, как говорил когда-то покойный Любо. Эх, Любо, Любо...

Вслед за Чарли я поднимаюсь по лестнице. Он нажимает кнопку звонка и дверь распахивается, как по волшебству. В дверном проеме показывается человек в темном костюме. Свет из дома бьет ему в спину и я не вижу его лица. Видимо, он узнает Чарли и отступает в сторону, делая рукой приглашающий жест. Чарли входит в дом и я следую за ним, как и положено образцовой тени. Дверь закрывается за мной и я слышу щелчок замка.

Чарли поднимается вверх по широкой лестнице с темными полированными перилами. Что же ждет меня там, наверху? Чтобы узнать это, я делаю первый шаг по лестнице, Потом делаю еще шаг и еще, помогая себе тростью.

В конце концов, важно сделать лишь первый шаг...

Поднявшись по лестнице, я увидел открытую дверь. В комнате горел свет. Я вошел вслед за Чарли и, как положено, остановился чуть позади него. Шторы на окнах были опущены. Два больших светильника на высоких крученых лапах, отдаленно напоминавших птичьи, освещали комнату. Комната была разделена надвое вишневого цвета бархатной занавесью. Перед нами стояло огромное мягкое кресло, накрытое красное плюшевой накидкой, на кресле грудой были навалены подушки, сшитые из разноцветных лоскутков. Спинка кресла была приподнята, в кресле лежала женщина, укрытая серым шерстяным покрывалом до самого подбородка. Голова ее была повязана белым пуховым платком. На ее лице, если отбросить три подбородка, щеки, заплывшие жиром, и толстые губы, похожие на куски сырого мяса, больше всего поражали глаза, казавшиеся черными из-за бокового освещения и контраста между ними и белым платком на голове. Их взгляд протыкал вошедшего черным копьем и сразу становилось не по себе.

Чарли молча поклонился ей.

— Всегда рада видеть тебя, Чарли, — ее голос оказался на удивление мягким и мелодичным.

— Давненько ты не навещал Мамочку.

— Дела, — коротко ответил Чарли.

— Все дела, дела, — проворчала она.

— Кто это с тобой?

Чарли обернулся и я вышел вперед.

— Это Алекс, мой помощник, Мамочка, — сказал Чарли.

— А, это тот мальчик, которому сломали ногу? — с неподдельным состраданием спросила она. — Как ты себя чувствуешь, малыш?

— Хорошо, мэм, — ответил я.

— Чарли, не загружай его работой, мальчик кажется мне чересчур бледным.

— Хорошо, Мамочка. Я привел показать тебе Алекса, он теперь один из нас.

— Хорошо, хорошо, Чарли, — сонно протянула она, — что-то я устала сегодня.

— Я не хотел утомлять тебя. Так что мы пойдем, у нас куча дел.

— С богом, — сказала Мамочка и закрыла глаза.

Мы вышли на улицу. Чарли, заметив мой растерянный вид, спросил, улыбаясь:

— Что, не то, что ты ожидал увидеть?

— Ну, скажем, я вообще не знал, что увижу, — ответил я, рассеянно почесывая в затылке.

— Она, что, серьезно больна?