спины, двое парней в таких же, как у него широких рубахах и кожаных ремешках на голове.

— А где этот… что тут стоял? — Корсаков выглянул, осмотрел переулок.

— Там, во дворе лежит, отдыхает, — осклабившись, сказал Славич. — Ну что, пустишь?

— Я звонка жду, — неуверенно сказал Корсаков.

— А мы мешать не будем. Посидим тихонько, поговорим.

— Ладно, заходите, — Игорь распахнул пошире дверь, пропуская незваных гостей.

Парни затопали вверх по лестнице, Славич остался с Корсаковым, подождал, пока тот запрет двери. Игорю даже показалось, что незваный гость остался присмотреть за ним.

Наверху Славич уселся на стул, Корсаков опустился в кресло, парни, обойдя холл и заглянув в спальню, встали возле лестницы.

— Так о чем ты поговорить хотел? — спросил Корсаков.

— Поговорить-то?… Найдем тему, Игорь Алексеич, найдем. Неплохо ты устроился, да, совсем неплохо, — Славич обвел комнату взглядом, деланно всплеснул руками, восхищаясь хрустальной люстрой. — И хозяйка, говорят, у тебя молодая.

— Молодая, — согласился Корсаков.

— Да вот, слышал я, пропала она, — Славич искоса быстро глянул на Игоря.

— А ты не слушай… — начал было Корсаков и осекся.

Славич ухмыльнулся. Парни возле лестницы переглянулись, усмехаясь. Корсаков помолчал, унимая некстати возникшую дрожь в голосе, скрестил руки на груди, откинулся в кресле.

— Кто ж это тебе такое наплел, Виталик? — равнодушно спросил он.

— Слушок пошел, — гаденькая ухмылка опять скривила Славичу рот. — Сам знаешь — на каждый роток не накинешь платок. Народ все знает…

— Не заводи старую песню, Виталик. Про народ будешь на митингах вещать. Откуда узнал, что девушка пропала?

— А браслетик у тебя ничего, — словно не слыша вопроса, проскрипел Славич. — Дорогая вещь, древняя. Где взял?

— Нашел. Не продается, — отрезал Корсаков, краем глаза наблюдая за парнями.

— Догадываюсь. Такие вещи либо дарят, либо снимают с мертвого, — Славич помолчал, надеясь, видимо, что пауза выйдет зловещей.

Корсаков хмыкнул, подался вперед и заговорил, глядя ему в глаза, которые тотчас забегали, как мыши возле замурованной норы.

— Ты мне грозить пришел, Виталик? Ты же шестерка как был, так и остался. Забыл, как за полстакана за водкой бегал, хранитель традиций? Как за кришнаитами барабаны носил за червонец в час? Если дело есть — говори, если нет — выматывайся, пока не помог. Только прежде не забудь сказать, откуда про девушку узнал.

Парни недовольно заворчали, Славич поднял руку, успокаивая их.

— И до этого дойдем, Игорь Алексеич, а пока позволь тебя на наш праздник пригласить. Праздник единения славян, возрождения традиций предков наших, забытых ныне, но не сгинувших под пятой чужого бога.

— В гробу я видал ваши праздники. И не раз, причем. Соберетесь, бывшие хиппи, алкоголики закодированные, толкиенисты из совсем отмороженных и будете играть в славян «а ля Берендеево царство». А в завершение — групповуха вокруг костра. Неинтересно мне, Виталик, возле костра трахаться. Даже не столько возле костра неинтересно, сколько рядом с тобой.

— А зря ты меня обижаешь, — снова, как ему показалось, зловеще, усмехнулся Славич. — Поедешь — может, и шепну тебе, где девка твоя. Ну, как, договоримся?

— Вот теперь договоримся.

Парням возле лестницы показалось, что Корсаков пропал на мгновение и проявился уже возле стула, на котором сидел Славич. Захватив пальцами кадык Славича, Игорь рванул его со стула. Глаза «хранителя традиций» полезли из орбит, лицо побагровело.

— Если захочешь что дельное сказать, мигни, — шепнул Корсаков в выпученные глаза.

— Захочу… скажу… — прохрипел Славич, дергаясь, как марионетка с запутавшимися нитями.

— Так говори, — Корсаков слегка ослабил хватку, — я внимательно тебя слушаю.

Славич вдруг странно взмахнул руками, расслабленно, будто плетьми и костяшками пальцев левой руки ударил Корсакова в висок. Удар был настолько неожиданным, что Игорь выпустил его тощую шею и попятился. Тут же на него насели парни: один с короткой дубинкой, вырвав ее из рукава, второй — с кистенем на тонкой цепи. Славич отскочил назад, оставляя между собой и Корсаковым кресло.

Боль от удара сковала правую половину лица, но странным образом успокоила Корсакова. Он знал, на что способен, кроме того, он был нужен Славичу и тем, кто его послал, живым. Как бы в подтверждение его мыслей, Славич крикнул:

— Не убивать!

Игорь уже понял, как они будут действовать: тот, что с кистенем, постарается отключить ему руки или ноги, а второй будет глушить дубинкой, как глушат вытащенную на берег рыбу.

Время замедлилось.

Парни двигались со своеобразной грацией: тела гнулись, как стволы деревьев под ветром, руки, будто ветви, гибкие, хлесткие, мелькали, угрожая обрушиться на Корсакова. Они были очень опасны. Были бы, не будь столь медлительны. Сам Игорь двигался с такой скоростью, что движения противников напоминали танец под водой — медленный и плавный.

Парень с кистенем присел, повел рукой, разгоняя стальной шарик на конце цепи, целя Корсакову в колено. Игорь подскочил и стопой ноги ударил его в лоб. На лице парня отразилось непонимание, обида, затем зрачки его сбежались к переносице, и он, опрокинувшись на спину, врезался в кресло.

Дубинка пошла вниз. На ее вершине Корсаков приметил обгорелое отверстие — видимо в дубинку заливали свинец. Игорь зашел сбоку, поймал дубинку и встречным движением вырвал ее из рук нападавшего. Перехватив дубинку за рукоять, он коротко взмахнул и впечатал ее в лоб парню. Ноги того подогнулись, и он мешком осел на пол.

Корсаков расслабился, взглянул на Славича. Тот стоял за креслом, с нелепо раскрытым ртом, явно не понимая, что произошло. Продев в петлю кисть левой руки, Игорь направился к нему, покручивая дубинкой, как постовой ГИБДД полосатым жезлом.

Славич сунул руку за спину и вырвал из-под рубашки нож с широким обоюдоострым лезвием.

— Так где, говоришь, девушку спрятали? — нехорошо улыбаясь, спросил Корсаков.

— Уйди, сволочь… Все равно, если один приедешь, ее зарежут. Как овцу зарежут, так и знай!

— Наверное таким же ножом, да? — Корсаков показал движение влево.

Славич рванулся в противоположную сторону.

Толкнув кресло ногой, Корсаков отпихнул его к стене, и теперь они со Славичем стояли друг против друга, сторожа каждое движение противника. Внезапно напряженное лицо Славича прояснилось. Взглянув Корсакову за спину, он взвизгнул: