напряженная мышца, артерия…
Данил остановился за спиной монаха, а Дорманож по инерции пробежал еще пару шагов, тоже развернулся – кровь тугими фонтанчиками выбрызгивалась из рассеченной шеи – с удивлением, еще не понимая, что произошло, уставился на светлорожденного, шагнул вперед…
Этим же утром тяжелые всадники урнгриа ворвались в разбитые тараном западные ворота Воркара. Солдаты на стенах сражались вяло. Энтузиазм защитников умеряли тысячи арбалетных стрел и снарядов, выпущенных легкими осадными орудиями противника. И еще – панический страх перед черными доспехами непобедимых урнгриа. Даже воинствующие монахи не проявили ожидаемой удали. Этих, правда, более потрясло даже не вторжение, а противоестественный союз, заключенный Наисвятейшим с проклятыми чародеями. Бессмысленный союз, поскольку явился над Воркаром устрашающий лик Величайшего – и колдуны вмиг утратили силу. А монахи – веру в праведность своего господина, отступившего от заповедей Боговдохновленного Туска.
Воркар пал, почти не сопротивляясь. Если не считать самой цитадели Наисвятейшего. Эти сдались через неделю, когда с юго-востока подошло войско Конга. Последний Наисвятейший Хуриды покончил с собой, приняв тройную дозу «зерен блаженства». Безусловно, приятная смерть. Однако его все равно повесили над дворцовыми воротами. Рядом с бесполезными колдунами. Эти умирали долго. Колдуны, как всем известно, живучи. Даже лишенные силы.
IX
Тот, кто стоял посреди Тронного зала Владыки Владык, выглядел юношей. И он был один. Правителя Гурама окружали высоченные телохранители в посеребренных доспехах, справа от его трона расположились самые сильные маги Красной Тверди, слева – Алчущие из Тайдуана, сильнейшие из Алчущих. У тронного возвышения ярились на цепях черные южные кугурры… А ладони Владыки Владык повлажнели от страха. Потому что за спиной этого юноши еще не осела пыль, поднятая сорванными с петель золотыми дверьми (каждая створка – в три человеческих роста), недостаточно проворно распахнутыми перед пришельцем, а справа еще дымился, распространяя смрад горелого мяса, скрюченный труп одного из придворных магов (остальные отодвинулись от него подальше), опрометчиво пославшего в пришельца огненный шар.
Взгляд юноши скользнул по окаменевшему под слоем грима лицу Владыки Владык и переместился на кучку Алчущих. Тайдуанцы зашевелились. Владыка Владык испытал кратковременное облегчение, когда пришелец не удостоил его вниманием, но уже через мгновение волосы правителя Гурама зашевелились под золотой диадемой: Алчущие (Алчущие! Гордые чародеи, презирающие всех и вся, не удостаивающие владык Мира даже поясным поклоном) медленно поднимались со своих мест и один за другим простирались долу перед незваным гостем.
«Меня предали!» – вспыхнуло в раскисшем от страха мозгу Владыки Владык.
Но он ошибался. Алчущие не предавали его, поскольку никогда не принимали в расчет интересы Гурама. Только свои собственные. А их собственные интересы недвусмысленно требовали пасть ниц. Ибо в облике смертного юноши пред ними стоял тот, кого боялись сами боги. Владыка Владык. Не владык ничтожного Гурама, но Владык самой древней, сокрушенной и несокрушимой Империи Махд-Шагош. Пусть границы ее исчезли, а народы смешались, но главное, Магия,– осталось. И скованный тысячи лет назад хозяин ее возродился и пришел, чтобы повелевать преданными.
Но и Алчущие ошибались. Владыка не собирался повелевать ими. И убивать – тоже не собирался. Он обошелся с ними страшнее. Просто поднял правую руку – и всосал в себя силу распростершихся на полу чародеев. Всю без остатка. А вместе с их силой – и силу тех Алчущих, кто был с ними связан. Поглотил, как поглощает волна брызги и лужицы на береговой скале.
Затем повернулся и вышел.
К немалому облегчению Владыки Владык Гурама.
Последний, впрочем, тоже не долго оставался на троне. Спустя час Владыка Владык в сопровождении государственной казны и десятитысячной охраны отбыл из столицы. В Хушене становилось слишком жарко: с моря надвигался конгайский флот, а с суши – войско эдзаков. Владыка бежал, утешая себя надеждой, что два захватчика сцепятся между собой. Но он снова ошибся.
Поток магхаров захлестнул подножие холма. Более проворные прыгуны вырывались вперед. Маленькие нескладные уродцы. Обученный воин запросто прикончит дюжину. Но одна такая тварь способна в считанные мгновения отправить в Нижний мир дюжину поселян. Поэтому каждый убитый магхар – чья-то спасенная жизнь.
Так думал Нил Биоркит, готовясь умереть. Умирать страшно. Нил знал это, потому что уже умирал. А теперь рядом не было и друга, который опустил бы мертвые веки сына вагара. Впрочем, скорее всего, опускать будет нечего. Лицо магхары точно обгрызут.
Страшно умирать одному. Но еще страшнее умирать напрасно.
«Каждая убитая тварь – спасенная жизнь».
Нил Биоркит, командующий разбитой армии, разминая кисть, крутанул восьмеркой тяжелый, выточенный из хармшаркова бивня меч и приготовился в последний раз встретить врага.
Когда меч Данила вспорол шею Дорманожа, монах не ощутил боли. Он даже попытался снова атаковать врага, но светлорожденный сделал молниеносный выпад, и его клинок с точностью иглы вышивальщицы пробив кольчугу, прошел между ребер и разделил надвое преданное Величайшему сердце Дорманожа.
На сей раз Дорманож ощутил боль. Ужасную боль.
И все же он умер молча.
Последней мыслью его было:
«Почему я не слышал шума битвы?»
Оглушительный лязг прокатился над местом поединка – сотни латных рукавиц ударили в стальные кирасы. Всадники Конга приветствовали победителя. Данил махнул мечом, сбрасывая капли крови с гладкого металла. Светлорожденный не чувствовал обычного удовлетворения, вроде того, что испытывает столяр, глядя на сработанное им кресло. Рус, запрокинув голову, смотрел ввысь. Что-то произошло с ним, светлорожденным Данилом. Что-то, навсегда лишившее его жаркого ликования битвы. Данил ощутил сладостную тоску. Противоречивое чувство. Вероятно, то же ощущает маг, наконец обретший бессмертие.
А небо Хуриды оставалось таким же мертвенно-серым. Заморосил дождь. Черные падальщики урги вились над войском. Время от времени один из них испускал долгий стонущий крик…
Данилу вдруг стало трудно дышать. Захотелось домой, в Хольд, чтобы – зеленые деревья, синь и прозрачный воздух. И уходящий в небо горный хребет, как спина прекрасного дракона…
Данил вздохнул. Воины ждали. Десять тысяч тяжелых всадников. Как он и предполагал, вполне достаточно, чтобы разгромить отборное войско Хуриды. Правда, захваченное врасплох и лишенное военачальников, о которых позаботилась магия Турфанга. Зато теперь судьба тысяч пленных хуридитов зависела не от магии, а только от светлорожденного Данила Руса.
Данил еще раз вздохнул, сделал знак, чтобы подвели парда.
Оказавшись в седле, светлорожденный подозвал старшего из тысячников.
– Солдат разоружить – и пусть катятся,– распорядился он.– Монахов повесить.
– Всех? – уточнил конгай. Капли крохотными глазками усеяли его смазанную жиром кирасу.
– Всех,– отрезал светлорожденный.
Он поклялся, что уничтожит Братство,– и он его уничтожит.
