Коттедж на берегу ничуть не изменился. Да и его хозяин, ждущий меня на пороге, тоже. Правда, сегодня не было дождя и туман рассеялся под теплым солнцем, а бегущие волны казались голубовато- прозрачными, чистыми как стекло.

Только подойдя ближе, я заметил в лице Эдгара странную неподвижность. Смесь уже наступившего разочарования и еще не погибшей надежды. Но, слава Богу, он хотя бы не был пьян.

Эдгар молча провел меня в дом. Приготовил кофе. И лишь потом спросил, резко, без предисловий:

-- Итак, ты не нашел его?

Выходит, я был прав. Абсолютно прав в своих подозрениях. Глотнув кофе, я посмотрел Эдгару в глаза. И ответил:

-- Почему же? Нашел.

Лицо Эдгара задрожало. Неподвижность сползала с него, уступая место... обиде. Да, именно обиде. Он не ожидал, что его смогут переиграть.

-- Невозможно, -- быстро произнес он. -- Последний в списке оказался моим сыном? Один шанс из тысячи тридцати двух. Немыслимо.

-- Значит, ты следил за мной, -- равнодушно констатировал я. -Электронный жучок на одежде... или в обшивке флаера.

Эдгар покачал головой. Проигрывать он все-таки умел.

-- Не так тривиально, Миша. Темпоральный зонд. Я кивнул. Этого и следовало ожидать. Слишком уж по-крупному шла игра... Где-то рядом со мной, отставая на долю секунды субъективного времени, неощутимый и бесплотный, крался сквозь пространство прибор-соглядатай. Одна из любимых игрушек Темпорального Института, применение позднее двадцатого века категорически запрещено...

-- Прояви его, Эдгар. Хочется посмотреть.

Он покачал головой:

-- Невозможно. Зонд раздавит эту комнату и еще половину дома.

Похоже, он не врал. Действительно, к чему делать миниатюрными машины-шпионы, прикрытые темпоральным полем лучше любого камуфляжа...

-- Тогда поговорим на равных.

Я вынул газовые фильтры, погружаясь в свой мир -- болезненно-реальный мир оживших миражей, разноцветных теней, прерывающихся звуков.

-- У меня есть нужное имя. У тебя... Впрочем, действительно ли ты можешь мне помочь? Вначале план был в том, чтобы выследить, на какой семье я прекращу поиск, и сообщить мне, что затея провалилась... например, тебя уволили из института. Я был бы не в обиде, ведь имя-то сообщить еще не успел. Так?

-- Так.

-- А теперь ты ставишь на другое... На ампулу в правом кармане пиджака!

Рука Эдгара метнулась к карману. Застыла, вцепившись в ткань. А на лице, впервые за время нашего знакомства, появился страх.

-- Откуда ты взял эту гадость, Эдгар? Надо же... Наркотик правды. Притащил из прошлого?

-- Его и сейчас нетрудно достать... -- хрипло прошептал Эдгар. -- Ты что, читаешь мысли?

-- Запахи, Эдгар, запахи. Прежде чем ты решишься сделать мне укол, я почувствую это. Я угадаю прыжок, прежде чем ты согнешь ноги, и удар -раньше чем ты замахнешься.

Он растерялся. Я немного утрировал свои возможности, но растерянность Эдгара почувствовать было несложно. На всякий случай я добавил:

-- И к тому же... Почему ты думаешь, что этот препарат на меня подействует? Я ведь мутант. Я пьянею от эуфиллина и засыпаю от йода. Содержимое ампулы может оказаться для меня отравой или быть не опаснее простой воды.

-- Твоя взяла... -- Эдгар деланно развел руками. Но в запахе его тонкой зеленой линией прорезалось облегчение. Он смирился. Позволил себе расслабиться и сдаться. -- Все будет по-честному, Миша. Я сделаю то, что обещал, а ты назовешь имя.

-- А вот это мы сейчас решим. -- Я почувствовал себя хозяином положения и не смог удержаться от насмешки. -- Мне пришло в голову, что ты очень опасный человек. Так что придется спросить, каким способом ты собираешься вернуть себе сына. Нигде в мире не существует документов, доказывающих, что он твой родной сын.

-- Каким способом? Не слишком этичным, Миша. Я изменю его прошлое, изменю так, что к сегодняшнему дню он будет иметь знак самостоятельности. Одновременно он поссорится с родителями, уйдет из дома...

-- ...совершенно случайно встретится с тобой, подружится, а потом согласится пройти генетический контроль. Вдруг добрый и хороший дядя Эдгар -- его родственник? А дядя Эдгар неожиданно окажется папой. Газеты и ти-ви трубят об удивительной встрече отца и сына, знакомые наперебой поздравляют вас. Ты вновь полноценный человек. Твой маленький, но самостоятельный сын совершенно добровольно живет у тебя.

-- Ему будет хорошо со мной, Миша! -- Эдгар побледнел так сильно, что я испугался, не перегнул ли палку.

-- А его приемным родителям?

-- Я же сказал, это будет не самый этичный поступок! Мы замолчали. Потом Эдгар вкрадчиво произнес:

-- Впрочем, я могу задать встречный вопрос, Миша. Этично ли то, что ты сделаешь в двадцатом веке?

Я отвел глаза. И ответил:

-- Хорошо, Эдгар. Я помню наш разговор. И совершу преступление полтораста лет назад... так же, как ты совершишь свое через неделю.

-- Не путай истинное и субъективное время, Миша. Ты нарушишь закон завтра утром.

Я действительно прекрасно помнил нашу беседу, состоявшуюся три месяца назад. Помнил так, словно мы лишь час назад сидели за пультом компьютера...

Не знаю, каким образом Эдгар провел в свой дом терминал институтского компьютера. Это было строжайше запрещено. Доступ к любому компьютеру, способному прогнозировать человеческое поведение, давал огромную, бесконтрольную власть. Ну а главный компьютер Института Времени делал такую власть безграничной.

Возможно, Эдгару помог украденный темпоральный зонд. Но скорее именно советы компьютера помогли ему похитить, объявить пропавшей одну из немногих существующих машин времени.

Тогда, три месяца назад, набрав на моих глазах длинный ряд цифр -простой, но надежный шифр, Эдгар превратил свой домашний компьютер, простенький маломощный 'Балтис-07', в придаток одной из самых сложных машин, созданных человечеством. Набирая на клавиатуре команды -- 'Балтис' даже не был снабжен речевым адаптером, -- Эдгар разъяснял мне свой план.

-- Изменить твое прошлое, Миша, невозможно. Мы опять-таки вызовем временную петлю... Значит, придется работать с предками твоей девушки... Да не смотри ты на меня так! Нам нужно убрать один процент ее генов. Заменить на другие, чистые, совместимые с твоими. Для этого достаточно вмешаться в седьмое поколение ее предков. Пускай какой-нибудь Саша Иванов станет отцом вместо Вани Александрова. Остальное должно остаться прежним. Те же папа с мамой, те же бабушки с дедушками. Мы просто выдергиваем кубик в основании пирамиды -- и меняем его на другой. Неважно, что кубики разных цветов, главное, чтобы вся пирамида устояла...

Даже тогда мне стало не по себе. Жившие давным-давно люди почему-то не казались мне разноцветными кубиками в пирамиде, на вершине которой была Катя. Но Эдгар продолжал говорить, быстро, уверенно, и я поддавался гипнозу его слов. Наверное, очень хотел поддаться.

-- Конечно, новая Катя станет чуть-чуть другой. У нее окажется более сильное сердце или более слабые легкие. Возможно, родинка, которая у нее на щеке...

Я вздрогнул -- у Кати на щеке действительно была родинка.

-- ...переместится на шею. Но не более!

-- А где гарантия, Эдгар? Вдруг она станет жестокой или сварливой? Разлюбит путешествовать, а увлечется выращиванием кактусов? Разлюбит меня, в конце концов!