колонизаторов. Казалось, что даже это ничтожество Гамов позволяет себе ироничные улыбки за спиной… В самом верхнем помещении здания, представляющем собой полусферический купол, обведенный открытой галереей, Грубин увидел то, что показалось ему смутно знакомым чуть ли не со школы.
— Как его…
— Телескоп, — снисходительно пояснил за его спиной доктор Ревин.
— А я думал, что телескопы должны быть установлены под открытым небом.
— Надеюсь, в том, что наш телескоп установлен в закрытом помещении, нет состава преступления. Это новейший рентгеновский телескоп, в его основу положен в том числе принцип осцилляции нейтрино, а равно некоторые наработки профессора Крейцера, которые, я думаю, мне будет позволено не озвучивать.
Грубин стиснул зубы и произнес:
— Ну что же… у вас тут довольно много направлений для исследований, хотя я так и не понял, какое из них главное и зачем так много всего… Я всегда думал, что все НИИ работают в чрезвычайно узком профиле.
— Надеюсь, вы удовлетворены? — спросил Донников, который все это время не отходил от Олега Орестовича ни на шаг. — Не хотелось бы быть назойливым, но я имею некоторое представление об оперативной работе. Не там ищете, товарищ следователь. Конечно, версия, что инцидент с Марком Ивановичем имеет отношение к его работе, перспективна и имеет право на существование…
Тут из-за спины следователя прозвучал вопрос Гамова:
— Олег Орестович, а я так и не понял, с какой целью вы меня-то брали?
Неизвестно, что ответил бы бравый следователь обнаглевшему подозреваемому, если бы откуда-то снизу не раздался звук, равно походящий на звериный рев и на гул и грохот разваливающихся деревянных стропил. Под ногами едва заметно дрогнул пол. Всех присутствующих в зале маленькой обсерватории словно подкинуло пружиной, и только Донников остался на месте, сцепив челюсти так, что хрустнули зубы. На его лице проступили серые пятна, и он, протянув руку, схватил Грубина за запястье:
— Не ходите туда. Я должен прежде проверить, не случилось ли несчастья…
— Несчастье случится с тобой, если ты не перестанешь мешать мне при исполнении! — прошипел Олег Орестович, и его вяло вылепленное желтоватое лицо оживилось, порозовело, молодо засверкали маленькие глаза-бусины. Выходит, чутье не обманывало его, и тут в самом деле кроется нечто, способное пролить свет на?..
— Свет на!.. — выбросил Грубин и, не договаривая, скатился по витой лестнице.
За ним помчался и сопровождавший его омоновец. Оставшиеся втроем Гамов, Донников и доктор Ревин обменялись взглядами, но если в глазах Кости не стояло ничего, кроме недоумения, то двое последних буквально излучали тревогу.
— Неужели из блока Си?.. — начал было Бен Ганн, но тут же оборвал сам себя. — Идем!!!
— А… что там такое может быть? — произнес Гамов.
Доктор Ревин, глядя в спину стремительно удаляющемуся Донникову, на ходу достающему из-под пиджака оружие, произнес:
— Я не готов ответить тебе на этот вопрос. Возможно, сам увидишь… В любом случае усвой одно: как бы ни повернулось, опасайся, избегай
— К-каких желтых?.. — Гамов сглотнул и забормотал: — Н-нет, конечно, мне приходилось на своем веку допиваться до зеленых карликов, до говорящих черепашек и до мира во всем мире, но чтобы желтые квадратики…
Пока Костя произносил этот бессмысленный и неуместный монолог, доктор Ревин с грохотом ссыпался по лестнице, проявив несвойственную ему прыть и в точности повторив путь следователя Грубина и Ганна-Донникова, и уже на подходе к конечной цели своего марш-броска услышал глухой раскатистый треск выстрелов, ругань и божбу. И стоны, протяжные и мучительные, а потом вдруг ставшие короткими, прерывистыми, как гудки в брошенной трубке телефона.
— Так… Мне кажется, там есть на что посмотреть, — нетвердо сказал Гамов, однако же не ощущая ни малейшего прилива страха. В конце концов, выезжая сюда он запрограммировал себя на худшее.
Костя был совершенно и безукоризненно прав: посмотреть было на что. Основное действо разворачивалось на нижнем уровне НИИ, в помещении, которое вопреки своему низкому «подвальному» статусу было отделано серьезнее и основательнее прочих площадей исследовательского центра профессора Крейцера. Длинный и узкий, как колодец, коридор с высокими сводчатыми потолками и анфиладой боковых комнат был до отказа залит белым слепящим светом; на стенах, как ручейки расплавленного металла, пылали длинные извилистые световоды, а в самом конце коридора, расширяющегося сразу же во все стороны, включая уходящий под уклон пол и вздымающийся вверх сразу метра на три потолок, — кипела схватка. Гамов спустился в коридор и, схваченный со всех сторон мягкой прохладой, замер, прижавшись к стене. Не надо, не надо было ему лезть сюда, но ведь порой можно пойти на риск, ценой этого волевого усилия повернув свое ближайшее будущее к лучшему! Подобные этим мысли и проскакивали длинными беспорядочными искрами в голове Константина, когда он несколькими неуклюжими шагами-прыжками приблизился к месту драки, время от времени вжимаясь в дверные ниши, чтобы не угодить под рикошетящие от стен пули, пущенные мимо целей в длинное жерло коридора.
В драке принимали участие четверо. Одного из них Костя узнал сразу, это был следователь Грубин. Он стоял на одном колене и по-собачьи мотал головой, опустив к полу лицо, и от движений его облепленного мокрыми волосами черепа во все стороны гроздьями летела кровь. Рядом с ним на полу валялся пистолет, табельный ПМ, на который никто не обращал внимания. У дальней стены, тупика, которым заканчивался разросшийся во все стороны коридор, сцепились двое. Тот, что был сверху, приехал вместе с Грубиным и Гамовым, — сотрудник оперативной группы. В правой руке он держал спецназовский нож выживания и пытался достать им до лица или горла своего врага. Это ему никак не удавалось, потому что правое запястье было накрепко схвачено, запечатано огромной пятерней соперника. У омоновца было багровое лицо, на мощной шее вздулись сизые жилы, под камуфляжной амуницией
Тут же, чуть поодаль, в самом тупике, лежало неподвижное тело еще одного сотрудника опергруппы, и меж ребер его торчал автомат Калашникова без рожка с патронами, всаженный в тело прямо стволом.
— Ни хрена себе… — пробормотал Костя Гамов, щуря близорукие глаза и разглядывая тупик.
Нет, не тупик. Стена, которая должна обозначать этот тупик и завершать коридор, была рассажена надвое длинной полутемной щелью. Оттуда, из щели, выбивался толчками желтовато-зеленый свет, словно что-то ритмично пульсировало в застенном помещении. Гамов, который и не подозревал о существовании этого помещения, даже на цыпочки встал, как будто это могло помочь ему получше впитать увиденное. Между тем следователь Грубин перестал мотать головой, Он поднял лицо. Мутный взгляд его постепенно становился осмысленным и злым. Он протянул руку и, схватив пистолет, прицелился в двух бойцов, замерших в изматывающем немом усилии. Нет, конечно, цель была ясна: тот, что снизу. Но, словно каким- то звериным чутьем подхватив опасность, исходившую от следователя, неизвестный рванул руку сотрудника ОМОНа так, что затрещали кости. Тот вытянул носом длинный хлюпающий звук, заваливаясь набок, на пол; тускло звякнул нож, выпав из руки, и в то же мгновение незнакомец отскочил от пола, как баскетбольный мяч, и с быстротою молнии исчез в пульсирующей щели в стене. Надо отдать должное Олегу Орестовичу, он без раздумья бросился за тем в открытый проем.
Прошло около минуты. Никто не выходил, и ни звука не просачивалось из все так же рассаженной желтовато-зеленым световым клином стены. Медленно, глухо заворочался на полу спец из оперативной группы с перебитым запястьем и даже принялся шарить по бетонному полу второй, здоровой, рукой. Костя Гамов, оставшийся практически в одиночестве в этом залитом светом желобе, пошевелился в пустой нише, ощущая лопатками металлический холод дверной панели за его спиной. Ноги сами вынесли его к проему в тупиковой стене и бросили в неизведанное пространство помещения, о котором он, работая тут полгода, и не пытался даже подозревать.
Первый, кого он увидел ЖИВЫМ, был следователь Грубин. Он же, если уж на то пошло, оказался и последним. Нет, в этом вытянутом овальном помещении были еще трое людей. Все трое были мертвы. Но
