— А ты что, совсем не переживаешь? — тихо поинтересовался я у принца, пока два бойца стояли друг против друга.
— Нет, — качает головой. — А зачем?
— Ну как же… Ловушка… Злые враги… Их много, нас мало… — попытался было я стать на место молодого парня. — А вдруг Алендас не победит…
— Но ведь ты сам не переживаешь, — значит, пока все идет по плану, — пожал плечами парень.
Железная логика! Даже возразить нечего. Если сам еще молод и не знаешь, когда нужно волноваться, а когда можно проявить твердость характера, достаточно брать пример с более зрелого товарища. Делай как он, и все будет в порядке. Если бы все молодые парни следовали той же самой логике, то знаменитый конфликт поколений и вовсе бы не возник. Увы, молодежь, как правило, считает себя самой умной — они все знают и умеют лучше нас, вот только почему-то из передряг мы их вытаскиваем… Нет, принц мне определенно нравится, хоть именно по его прихоти я этому проклятому лжебогатырю руку пожимал!
Один раз проревел рог, и бой начался!
— Они сошлись — волна и пламень, стихи и проза, лед и камень[10] …— закатив глаза, не своим голосом декламировал эльф.
Вот уж не сказал бы… Скорее как два урагана. Я даже предположить не мог, что Алендас настолько хороший воин! Да такого просто не может быть — будь он настолько великолепен, не пришлось бы совершать всех этих надуманных «подвигов», можно было и настоящий совершить. С таким мастером- мечником мне в жизни не совладать! Скорость — только глаза следить успевают, я бы уже как минимум два удара пропустил, а степной воин уворачивается! Хотя сам в атаку перейти не может — с первых же секунд ушел в глухую оборону, лишь изредка делает жалкие попытки провести контратаку, да куда там. Алендас дерется с точностью механического воина, видел я такие игрушки в заморских странах, якобы живые, да из сплошных пружин да шестеренок и с опытом монаха, что всю свою жизнь мудрость боя постигал… Бой только начался, а я сразу понял — будет Божий Суд на нашей стороне! И степняки поняли. Ворчать не положено, уж они умеют доблесть ценить, понимают, что их великий с величайшим встретился, вот и стоят скорбно опустив головы — уже прощаются со своим товарищем… А ведь действительно убьет! Алендас не пожалеет, и, самое обидное, история будет на его стороне, но такого допускать нельзя! Суд мы выиграем, да отношение со степью испортим — они нас будут лишь уважать, а этого слишком мало. Надо что-то делать!
«Лови момент!» — как сказал древний поэт, и я его поймал. В тот короткий миг, когда Алендас уже поверг молодого степняка, когда глубокий порез уже обезобразил лицо юноши, но голова не успела слететь с плеч, когда сабля была сломана, однако меч еще не пронзил молодое тело, я успел донести до богатыря свою волю:
— Стой!!!
А вот теперь его решение — рискнет ослушаться? Не рискнул. И верно. Одно дело — сразить в пылу битвы, а другое — добить беспомощного врага. Первое — героизм, второе — злоба. А отделяет их всего один крик — не успел бы я, не видать парню мамки своей, а так пришлось Алендасу притормозить. Крошечный нюанс — успело ли совершиться хоть одно действие между концом сражения и смертью врага — полностью меняет все акценты баллады. Нюанс — его чувствуют лишь баяны да герои, в идеале, конечно, враг сам должен пощаду запросить, но если враг не успел или слишком гордый — придется мне ему помочь.
— Признаёшь ли ты свое поражение? — адски улыбался Алендас, удерживая лезвие меча у горла пораженного мальчишки.
— Признаю… — прошептал тот.
— Признаёте ли вы его поражение? — прокричал Алендас, обращаясь к окружившим нас воинам степи.
— Признаем… — ответили те, кто понимал наш язык.
— Божий Суд свершился! Мы правы и мы идем дальше! А ты, мальчишка, прочь — мне не нужна твоя жизнь!
Героический поступок. О своей снисходительности Алендас еще долго будет вспоминать, а ведь, между прочим, если бы не мое вмешательство, то героизма ему не видать как своих ушей. И нет бы поблагодарить — подошел, оттолкнул Тына плечом, кровь на мече демонстративно вытер.
— Ну убедился, Тиналис, как богатыри сражаться должны? И никакого золота мне за это не нужно…
А может, действительно не нужно? Или я совсем в людях разучился разбираться, или Алендас наслаждался самой схваткой, наслаждался собственной силой, той властью, которую он имел над степняком? Правом в любой момент безнаказанно отнять жизнь — если так, то он не только подлец, но и псих. Хотя попробую обвинить — опять никто не поверит, решат, что конкурента подставляю…
А степняки тем временем разъезжались. Накинув одеяние, их боец растворился в толпе, и так же молча, как пришли, они и ушли, даже траву не помяв. И опять пустынная степь, море трав — куда, спрашивается, войско врагов делось? Только сломанная сабля да пару не впитавшихся в землю бурых пятен и намекали на то, что тут недавно происходили определенные события…
— Поехали, — только и сказал я.
Больше никто на пути не попадался — даже воронье улетело, и до поздней ночи проскакали без остановок. А там и на привал устроились. Костер никто зажигать не стал, опасное это дело, в степи-то как займется трава, так не потушишь. Охрану тоже ставить не стали — из хищников тут только птицы, а мы для них слишком крупная добыча. Завалились все спать…
Да в такую ночь любого сон сморит, любой в царство Морфея, бога легендарного, которому эллины поклонялись, погостить отправится. Едва заметное дыхание эльфа сливается с шумом ветра, рядом, свернувшись клубочком, сопит гном, причмокивает во сне Алендас, молча дремлет принц. Храпит тролль- великан, да так, что на фоне его храпа даже вражескую конницу не услышать… Темно — новая луна только завтра родится, значит, через шесть дней празднику Первой Крови быть…
— Спасибо тебе, Тиналис… — раздается у меня под ухом тихий голос — настолько тихий, что я и сам с трудом разбираю слова. — И извини…
— Это ты меня извини, — одними губами отвечаю я, зная, что мой собеседник даже в полной тьме меня услышит. — И не за что благодарить — я сделал так, как любой другой на моем месте…
— Любой, но не тот демон в обличье человека, что сражался сегодня против моего сына. Ты спас ему жизнь, ты исправил мою глупость, и я приношу тебе клятву степи, отныне твое слово — воля…
— Сына? — удивленно переспрашиваю я, вернее, лишь шевелю губами. — Это был твой сын?
— Да. Бардыхан Десятый. Он еще слишком молод и горяч, но когда-нибудь станет великим вождем… Если бы не ты, нашему роду было бы суждено прерваться, но теперь мой сын запомнит этот урок… Прости, Тиналис, я слушал твои слова, да не слышал, ты говорил, насколько опасен враг, но в гордыне своей я не посмел возразить сыну, когда он сам возжелал отнять его жизнь…
— Твой сын — отличный воин, — честно похвалил я. — Он сражался как герой. Даже я не смог бы сразиться лучше, но Алендас сегодня был как будто одержим демоном, и никто не смог бы с ним совладать… Это я должен просить у тебя прощения. Я должен был понять, что твоим воинам никогда не совладать с таким врагом…
— Ты плохо знаешь моих воинов, Тиналис, — ответил голос, и не понять, то ли хвастается, то ли говорит что есть. — Степные боги щедры. Мой сын умен, смел и отважен, но по сравнению с другими он еще слишком юн. Если бы я услышал твои слова, если бы я одолел свою гордыню и послал другого бойца, твой враг был бы сражен. Ты прав, в нем чувствуется сила демона, но она еще не раскрылась, и врага можно одолеть. Это лишь моя вина, что не удалось избавить тебя от подобной угрозы. Прости, я сделал меньше, чем мог…
— Ты сделал больше, чем я ожидал, — сказал я. — И твоей вины ни в чем нет — ты не мог знать, с кем придется иметь дело…
— Дело вождя, Тиналис, не знать, а предвидеть. Я, Бардыхан Девятый, ошибся, и моя ошибка едва не стоила жизни единственному сыну. Ты исправил мою ошибку. Проси что пожелаешь, мой долг не знает границ, и я клянусь степью, что исполню твою волю…
— Я буду помнить об этом. Спасибо тебе за все. Когда будет великая нужда, я обращусь к тебе…