– Слава небесам! – воскликнули феи.

– Так что вам нужно на этом этаже? – спросила я у фей.

– Нам просто хотелось посидеть в вашем знаменитом банкетном зале и выпить за здоровье Госпожи Ремесла. Вы к нам не присоединитесь, Юля?

– Выпить-то? Конечно, присоединюсь. С большой радостью, потому что уже помираю от скуки. А что у вас есть выпить?

Феи смутились, но потом осмелели.

– Самогон из нектара, – сказала одна. – Вот Лютеция, она здорово его гонит.

– И как, в голову шибает?

– А то, – сказали феи. – Слона с ног свалит.

– Отлично! – воскликнула я. – Тогда я звоню в кафетерий и заказываю закуску?..

Минут через двадцать мы все сидели в роскошном банкетном зале, разлив по бесценным фужерам нектарную самогонку и положив на тарелки севрского фарфора куски пиццы, пирожные и гамбургеры. Я провозгласила первый тост:

– За Госпожу Ремесла и ее прекрасную дочку!

– Ура! – нестройно воскликнули феи и махом опорожнили фужеры. Я тоже выпила. Самогон из нектара обладал ярко выраженным вкусом лимонных леденцов. Но пошел ничего. Уже после первого фужера я почувствовала небывалый душевный подъем. А после третьего мне захотелось петь.

Мы включили музыкальный центр с караоке и принялись петь старые ведьмовские и просто человеческие песни. Правда, в голове у меня закрутилось кое-что из Бориса Гребенщикова:

Видимо, это была моя совесть, которая хотела таким оригинальным образом привлечь к себе внимание. Но я заглушила укоры совести четвертым и пятым фужером. После пятого фужера я с тройкой фей стала играть в дартс на раздевание (доской для дротиков служил огромный гобелен с причудливым узором, а сами дротики прекрасно получились из столовых ножей). Когда я поняла что из одежды на мне осталось только нижнее белье, совесть пробудилась снова.

– Так, девочки, – сказала я разнежившимся феям. – Вы продолжайте гулянку, а я пойду проверю, нет ли новых сообщений на автоответчике.

Я, пошатываясь, оделась и, держась за стеночку, отправилась в приемную.

Кристаллы молчали. Я плюхнулась в кресло и закрыла глаза. Перед моим пьяным мысленным взором проносились фантастические картины. И одна – из самых фантастических – будто я и Четыре М стоим перед алтарем Лунной богини и уже собираемся дать друг другу клятву супружеской верности. Эх, почему я не ясновидящая, а только пьяновидящая?! Будь я пьяно… то есть ясновидящей, это видение могло бы оказаться реальностью. Атак…

Мне кажется, я задремала на какое-то время. Усталость давила на плечи многопудовым грузом. Мне даже приснился какой-то сумбурный сон, из которого я ничего не запомнила…

А потом в кармане моего платья загудел, как шмель, мобильный кристалл.

– У аппарата, – вяло сказала я, просыпаясь.

– Юля? Юля Ветрова, это ты?

– Ну…

– Ох, а я тебя по голосу не сразу узнала. Здравствуй, Юля!

– И вы благословенны будьте.

– Ты меня не узнаешь по голосу?

Сейчас по голосу я не узнала бы даже Френка Синатру.

– Узнаю, – солгала я, покачиваясь. – Как дела?

– Прекрасно! С тех пор как вы с тетей забрали у меня Игоря, я чувствую небывалый творческий подъем! И к тому же мои работы стали хорошо продаваться.

Ах, вот это кто! Сибилла Тейт собственной персоной. И чего ей от меня надо?

– Я рада за вас, Сибилла, – выговорила я, стараясь, чтобы язык не заплетался. – Искренне рада.

– Спасибо, милая девочка. Помнишь, мы как-то собирались поужинать вместе?

Я вспомнила. Платоническая влюбленность в красавицу художницу и все такое… Это было еще до появления в моей жизни Четыре М.

Но про Четыре М я Сибилле говорить не стала. Сказала только:

– Да, я все помню. Но сейчас день и…

– Я все понимаю. Ты на работе?

– Да.

– В такой-то праздник? Твое начальство просто жестоко.

– Ничего не поделаешь.

– А может, все-таки попробуешь?

– Что?