Лицо ее было темным от гнева. Как это могло случиться? Кто-то допустил серьезную ошибку. Ошибку. Недосмотр. Оплошность. Другого объяснения нет.

Служанка, которая, встав на четвереньки, усиленно чистила ковер, едва успела отскочить.

— Простите, сестра!

Вырос. Даже у ребенка непросто изменить сложившийся образ мышления. А у мужчины? Она опять покачала головой. Вырос. Она в злости щелкнула хлыстом по ноге. От этого звука две служанки, стоявшие неподалеку, вздрогнули и поспешно бухнулись на колени, прикрывая голову руками.

Ну что ж, вырос он или не вырос, а ошейник надеть ему придется. А потом будет полный Дворец сестер, которые не спустят с него глаз. Но, даже надев Рада-Хань, он все равно останется взрослым мужчиной. И к тому же Искателем. Его будет тяжело контролировать. Тяжело и опасно.

В конце концов, подумала она, с ним всегда может произойти «несчастный случай в процессе обучения». Да и без этого имеющего дар подстерегает множество опасностей. Но если его удастся привлечь на свою сторону или по крайней мере использовать, все беспокойство окупится сторицей.

Она вышла в холл. Сначала он показался ей пустым, но потом она заметила у окна девичью фигуру. Девушка стояла в тени и смотрела в окно. Одна из послушниц. Она встала за спиной у девушки и скрестила на груди руки.

Послушница не слышала, как она подошла: девушка увлеченно рассматривала ворота.

Сестра кашлянула. Девушка обернулась, ойкнула и низко поклонилась.

— Прошу прощения, сестра. Я не слышала, как вы вошли. Доброго вам вечера.

Она опустила голову, но сестра, уперев кончик хлыста ей в подбородок, заставила ее поднять взгляд. У девушки были большие карие глаза.

— Тебя зовут Паша, не так ли?

— Да, сестра. Паша Маес. Послушница, третья ступень. Скоро мое посвящение. Я первая в списке.

— Первая в списке! — фыркнула сестра. — Самонадеянность, милочка, не пристала и сестрам, не говоря уж о послушницах. Даже третьей ступени.

Паша опустила глаза и поклонилась, насколько позволял ей хлыст у подбородка.

— Да, сестра. Прошу прощения, сестра.

— Что ты здесь делаешь?

— Просто смотрю, сестра. Смотрю на звезды.

— Смотришь на звезды! А мне показалось, что на ворота. Или я ошибаюсь?

Паша сделала очередную попытку уставиться в пол, но хлыст решительно вернул ее голову в прежнее положение.

— Нет, сестра, — промямлила она. — Не ошибаетесь. Я смотрела на ворота. — Она облизнула пересохшие губы. Губы у нее были полные и очень чувственные.

Помолчав, она быстро заговорила:

— Я слышала, как девушки говорили... Ну, что три сестры Света покинули Дворец, уже очень давно, и это значит, говорили они, что скоро сюда привезут новичка. Кого-то с даром. Я здесь уже много лет, но ни разу не видела, как привозят новичка. — Она опять облизнула губы. — И я... Мне казалось... Я надеялась... Поскольку я первая в списке... Я думала, мне доверят его воспитывать. Так же всегда бывает перед посвящением. — Она умоляюще сложила руки. — А я очень хочу стать сестрой. Я много училась и много работала. И ждала, все время ждала. А новичков не привозили. Я виновата, сестра, но я просто не могла усидеть на месте. И я... да, я смотрела на ворота, потому что надеялась увидеть, как его привезут.

— И ты думаешь, что способна справиться с такой работой? Справиться с новичком?

— Да, сестра. Я упражняюсь ежедневно.

Она оценивающе поглядела на послушницу.

— Вот как? А ну-ка, покажи мне свое умение. Они уставились друг на друга.

Внезапно сестра почувствовала, как ее ноги отрываются от земли. Воздушная прослойка была очень плотной. Неплохо. А если возникнет сопротивление?

Повинуясь мысленному приказу сестры, в обоих концах холла вспыхнули сгустки огня и устремились к женщинам. Паша не дрогнула. На пути огня встала плотная стена воздуха. Не самая лучшая защита, но Паша быстро исправила свою ошибку. Прежде чем огонь пробил защиту, в воздухе блеснули капли воды. Пламя погасло.

Сестра неподвижно висела над полом, даже не пробуя пошевелиться. Она чувствовала, что волшебная сеть держит ее слишком крепко. Она сделала сеть холодной и хрупкой, как лед, а потом разбила. Освободившись, она, в свою очередь, подняла послушницу над полом. Защитные заклинания девушки не смогли разорвать сеть, но частично проникли сквозь нее. Сестра почувствовала, что вновь поднимается в воздух. Паша даже побелела от напряжения.

Началась беззвучная битва. Заклинания сталкивались и расходились, сплетались в клубок и искали бреши в защите противника. На протяжении всей схватки обе женщины висели в нескольких дюймах от пола.

Наконец сестре надоело затянувшееся состязание. Связав воедино свои и чужие заклятия, она обрушила их на девушку, а сама мягко опустилась на землю. На Пашу навалилась двойная тяжесть. Просто, но эффективно: заставить противника бороться не только с атакующими заклятиями, но и с его собственными, защитными заклинаниями. Против такого приема Паша оказалась бессильна: в курс обучения подобные вещи не входили.

Лицо послушницы исказилось, на лбу выступил пот. Она прилагала отчаянные усилия, чтобы освободиться. Ковер в дальнем конце холла обуглился и задымился. Лампы раскачивались из стороны в сторону, грозя сорваться. Паша не сдавалась. С оглушительным треском лопнуло большое зеркало на стене, и одновременно с зеркалом Паша разбила сковавшие ее заклинания. Тяжело дыша, она опустилась на землю.

— Я еще не встречалась с такими приемами, сестра, — задыхаясь, сказала Паша. — Это... это же не по правилам.

Хлыст снова уперся ей в подбородок.

— Правила хороши только в детских играх, а ты уже не ребенок. Сестры часто сталкиваются с ситуациями, которые не предусмотрены никакими правилами. Ты должна быть готова к этому. Если ты будешь упорно следовать чьим-то «правилам», то очень скоро обнаружишь, что висишь на острейшем лезвии. А держать это лезвие будет тот, кто и знать не желает о твоих «правилах».

На лице Паши не дрогнул ни один мускул.

— Да, сестра. Спасибо, что вы мне его показали.

Сестра улыбнулась про себя. У этой девчонки есть характер. Необычное качество для послушницы даже третьей ступени. Она присмотрелась к ней Повнимательнее: мягкие каштановые волосы, большие глаза, полные губы. Мужчинам такие нравятся.

Гордая осанка, пышные плечи и бедра, которые неспособно скрыть даже платье послушницы.

Хлыст опустился ниже, вдоль шеи Паши, до расстегнутого ворота ее платья.

«Вырос и стал мужчиной».

— С каких это пор, Паша, — по ровному голосу сестры невозможно было понять, сердится она или нет, — послушницы получили право, надевая платье, застегивать его так, как ты?

Паша покраснела.

— Простите, сестра. Но ночь такая теплая... Я была здесь одна... То есть думала, что никого рядом нет... Я просто хотела, чтобы ветерок немного остудил мою кожу. — Лицо ее стало пунцовым. — Я вся вспотела. Я никого не хотела оскорбить. Мне очень стыдно. Простите меня.

Руки Паши торопливо нашарили пуговицы, но сестра движением хлыста остановила ее.

— Такой сотворил тебя Создатель. Не надо стыдиться того, чем Он, в бесконечной мудрости Своей, наградил тебя. Только тот, кто не слишком предан Ему, способен упрекнуть тебя в том, что ты с гордостью демонстрируешь работу Творца во всем ее великолепии.

— Почему... Благодарю вас, сестра. Я никогда не смотрела на это с такой стороны. — Она нахмурилась, — А что значит «не слишком предан»?

Сестра убрала хлыст. Казалось, она удивлена вопросом.