один предаст нас, то сегодня же ночью мы все угодим в ловушку и погибнем. А если это случится — Имперский Орден еще долго сможет бесчинствовать без помех. Подумай о том, что тогда погибнут многие тысячи людей, командир Райан! Если беглецы невиновны, значит, я совершила страшную ошибку, и погибнут семьдесят шесть невинных. Но если я права, жизни тысяч и тысяч будут спасены. Выполняй приказ, Райан!

— Я надеюсь, ты не думаешь, что я когда-нибудь прощу тебе это? — спросил командир, дрожа от гнева.

— Об этом я не думаю. Мне не так важно, ненавидишь ли ты меня, командир Райан. Мне гораздо важнее, чтобы ты был жив и выполнял мои приказы.

Он онемел от ярости. Кэлен открыла палатку.

— Командир, я так устала, что едва стою на ногах. Мне надо поспать часа два. Прошу тебя поставить около этой палатки часового.

Он бросил на нее ненавидящий взгляд.

— А откуда тебе известно, — спросил он, — что этот часовой не окажется врагом и не убьет тебя, пока ты будешь спать?

— Может, это и случится. Но тогда один из наших троих спутников отомстит за мою смерть.

Райан вздрогнул и посмотрел на людей Тины. В гневе он забыл об их существовании.

— Сначала я заставлю этого человека раскрыть глаза пошире, чтобы он видел, что я буду делать, — мрачно проговорил Чандален.

К ним подбежал помощник командира Гобсон с миской в руках.

— Мать-Исповедница, — сказал он, — я принес тебе тушеного мяса. Я полагаю, тебе хотелось бы поесть чего-нибудь горячего.

Кален заставила себя улыбнуться.

— Благодарю тебя, Гобсон, но я слишком устала. Сейчас я не смогу поесть. Ты мог бы сделать так, чтобы еда не остыла, пока я посплю?

— Конечно, Мать-Исповедница! Командир Райан бросил злой взгляд на своего улыбающегося помощника:

— У меня есть задание для тебя, Гобсон.

— Через два часа разбудите меня, — сказала Кэлен. — На это время вам всем хватит работы.

Войдя в палатку, она упала на койку, укрылась с головой одеялом, а потом еще своей меховой накидкой, так, чтобы не проникал свет. И все равно ее била дрожь. Кэлен отдала бы жизнь за возможность несколько минут побыть в объятиях Ричарда.

Ричард целовал и крепко обнимал Кэлен, и сердце ее радовалось. Она испытывала почти забытое состояние покоя и безмятежности.

И вдруг раздался крик, от которого она проснулась. Ричарда рядом не было.

Кэлен откинула одеяло и села на постели, пытаясь понять, где она. Когда же вспомнила, ее чуть не вырвало.

«Хорошо бы сейчас вымыться в бане!» — подумала она. Она не мылась, кажется, уже целую вечность. В палатку заглянул командир Райан.

— Сколько я спала? — спросила Кэлен сонным голосом.

— Ровно два часа. У наших людей есть одно дело к тебе.

У выхода из палатки их ждала группа воинов. Впереди стоял смертельно бледный помощник командира Гобсон. Двое держали под руки Мосля, связанного, с кляпом во рту. Лицо его было искажено страхом. Он пытался что-то сказать, но мог издавать лишь нечленораздельные звуки. Кэлен бросила гневный взгляд на Райана.

— Я подумал, Мать-Исповедница, — пояснил он, — что ты сама пожелаешь казнить этого человека, который так оскорбил тебя.

Он вытащил из ножен свой нож и протянул ей рукояткой вперед.

Не обращая внимания на его нож, Кэлен приказала воинам, которые держали Мосля:

— Отпустите его и отойдите в сторону.

Ей казалось, что она все еще спит, но, увы, все происходило наяву, и у нее не было выбора.

Когда воины выполнили приказ, Кэлен схватила Мосля за руку. В страхе он попытался вырваться, но не успел. Теперь он был во власти Матери-Исповедницы.

Сонливость Кэлен мгновенно исчезла, словно смытая пробудившейся силой магии.

Теперь пути назад не было. Лагерь жил обычной жизнью: стук молотков, скрип колес, ржание лошадей, потрескивание дров в костре. Но Кэлен уже не слышала всего этого. Она сосредоточилась на том, что ей сейчас предстояло сделать.

Снова, как уже бывало множество раз, она дала волю магии. Раздался беззвучный гром, и воздушная волна подняла вверх облако снежной пыли вокруг того места, где стоял Мосль.

Уже не принадлежавший себе, он упал перед ней на колени, прямо на мокрый снег. Взгляд его выражал ужас, но Кэлен знала, что вызван он на этот раз тем, что кляп мешал ему тут же спросить, что она хочет приказать ему. Теперь вокруг нее на самом деле наступила мертвая тишина. Все взоры были обращены на нее и Мосля. Кэлен вытащила кляп у него изо рта. Мосль заплакал от радости.

— Госпожа, — прошептал он, — приказывай! Прошу тебя, скажи, чем я могу услужить тебе?

Сотни изумленных глаз следили за Матерью-Исповедницей. Она посмотрела на коленопреклоненного Мосля и торжественно произнесла:

— Мне доставит удовольствие, Вильям, если ты расскажешь мне, что собирался делать после ухода из нашего лагеря.

— О да, Мать-Исповедница, позволь мне рассказать тебе об этом! — ответил пленник, просияв от радости.

— Рассказывай.

Он начал скороговоркой, словно боялся не успеть:

— Я хотел отправиться в лагерь к тем людям, как ты их называешь, к Имперскому Ордену. Я хотел попросить их, чтобы они приняли меня к себе, и провести к ним всех моих товарищей. Чтобы им понравиться, я хотел им рассказать все о нашем войске и о твоих планах. Мне не хотелось умирать, я думал, что у них больше шансов победить, чем у тебя, и я решил уйти к ним. Я думал, что когда к ним придет много народу, много воинов, которые помогут вас разгромить, то эти люди, Орден, обрадуются и примут нас к себе. — Внезапно он разрыдался. — О, госпожа, прошу тебя, прости меня за то, что я хотел причинить тебе зло! Скажи мне, чем я могу заслужить твое прощение. Я ведь хотел убить тебя. Прошу тебя, госпожа, скажи мне, что я должен делать, и я все для тебя сделаю.

— Я хочу, чтобы ты немедленно умер, — ответила Кэлен ледяным голосом.

Вильям Мосль упал на землю у ее ног, корчась в предсмертных судорогах.

Через несколько мгновений, показавшихся Кэлен бесконечными, он затих. Все было кончено.

Кэлен подняла глаза. Она посмотрела на Приндина, который стоял позади застывших от ужаса Райана и Гобсона. Чандален также бросил на Приндина яростный взгляд. Кэлен заговорила на его языке:

— Приндин, я ведь сказала тебе, что ты должен добиться, чтобы все они были уничтожены. Почему ты не сделал этого?

Он пожал плечами:

— Им не хотелось заниматься этим. Командир им сказал, чтобы они перебили всех, а этого — доставить к тебе. Когда мы уходили отсюда, я не знал этого, иначе сказал бы тебе об этом заблаговременно. Всего наших было двести пеших и сотня конных. Им не очень-то хотелось этим заниматься, и я мог разве что убить этого Мосля сам. Но я понял, что они тогда убьют меня самого, и я больше не смогу защищать тебя, а самое главное: я знал, что ты права, и понимал, что ты дашь им хороший урок.

— Удалось ли кому-то из них бежать? — спросила она.