увидел его, когда возил Ранью по магазинам, и сразу подумал о тебе» – так объяснил он эту покупку.

Ранья была сестрой Рашида, и Эви чувствовала в ней родственную душу, хотя и никогда не видела. Но они были с ней ровесницами, и, может быть, поэтому Рашид так много о ней говорил. Он очень ценил в сестре безмолвное подчинение чувству долга, однако, доволен ли он также и тем, что у мужа Раньи в Лондоне есть любовница, Эви уверена не была. Всякий раз, когда она напоминала об этом Рашиду – как правило, в самый разгар очередной ссоры, – на нее обрушивались громы и молнии. Все чаще недовольство друг другом вырастало из неодобрения родственниками их отношений.

Платье, его подарок, и в самом деле было изумительным. Тончайший золотистый шелк ниспадал с плеч до пола, словно струясь живой водой. У платья были длинные рукава и низкий вырез, на талии ткань собиралась мягкими складками, которые при движении чувственно колыхались вокруг ее тела.

– Не надо, мама, – устало вздохнула Эви. – Сколько бы ты ни говорила со мной о Рашиде, это не заставит его уехать отсюда.

– А что же заставит?

Не на шутку встревожившись твердостью ее тона, Эви быстро посмотрела матери в глаза – и увидела в них гневную решимость. Невольно в ее взгляде заблестело то же выражение.

– Ничто, пока я не могу с ним расстаться, – ответила она.

Мать со вздохом отвернулась и отошла к окну – на то самое место, где незадолго до этого стоял Джулиан.

И чтобы загладить свою вину и – как и Джулиан – не желая расстраивать мать в такой праздничный день, Эви подошла и поцеловала ее в напудренную щеку.

– Я люблю тебя, мама, – ласково сказала она.

– Но его ты любишь больше, – поморщилась в ответ мать.

– Даю тебе честное слово, – сказала Эви, – что не сделаю сегодня ничего, что могло бы тебя заставить покраснеть.

В ответ мать кивнула, наконец немного смягчившись, и Эви обрадованно поцеловала ее еще раз. Потом подошла к кровати, чтобы взять жакет.

– Гарри здесь.

Пальцы Эви застыли на красной ткани жакета.

– Да, – очень тихо сказала она. – Я знаю.

– Он тебя не забыл.

– Забудет, – заверила она мать. – Просто прошло мало времени, чтобы он успел найти женщину, которая ему нужна.

– Этой женщиной была ты, – сердито повернулась к ней Люсинда. – Ты хотя бы раз разговаривала с ним с тех пор, как бросила его? – вдруг с любопытством спросила она.

– Я его не бросала! – воскликнула Эви. – Он сделал мне предложение. Я отказалась, – отчеканила она, чувствуя, что терпение вот-вот лопнет. – Прошло уже два года с тех пор, как Гарри с пониманием принял мой отказ. Мама, почему же ты не можешь последовать его примеру?

– Потому что до сих пор храню у себя вашу фотографию, где вы были так счастливы вместе – до того, как появился шейх Рашид и все разрушил!

– Он разрушил только твои планы, – раздраженно возразила Эви, – но не мои. Я люблю Рашида! – внезапно вырвалось у нее. – Я не могу жить без него! Я благословляю каждый день, проведенный вместе с ним! Ты понимаешь, о чем я говорю?!

– А когда наступит день и он скажет, что ты ему больше не нужна, что ты будешь делать? – спросила мать. – Что у тебя останется, Эви, скажи мне?

«Гораздо больше, чем ты можешь предположить», – с горечью сказала себе Эви.

– Почему ты не можешь быть счастлива просто потому, что я счастлива? – воскликнула она.

– Потому что ты несчастлива, – отрезала мать. – На самом деле, Эви, – добавила она, – ты выглядишь как угодно, но только не счастливой! Может быть, расскажешь мне наконец, почему так получается, что твоя распрекрасная любовь повергает тебя в такое состояние?

Неужели это так заметно?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила Эви, поспешно отворачиваясь, чтобы мать не заметила ее замешательства.

– Неужели? – насмешливо спросила Люсинда. – Что ж… – она направилась к двери, – полагаю, вскоре мы все поймем и узнаем. Постарайся только, чтобы сегодня эта любовная интрига была как можно менее заметна, – резко произнесла она наконец фразу, ради которой, собственно, и приходила сюда. – Там будут представители практически всех арабских стран, и я не желаю, чтобы имя моей дочери фигурировало во всех сплетнях на Ближнем Востоке с определением «падшая женщина».

Падшая женщина? О, святый Боже! Эви беспомощно смотрела на дверь, захлопнувшуюся за матерью, и ее мучило желание швырнуть ей вслед что-нибудь тяжелое!

Она бессильно опустилась на край кровати. Сегодня ей предстоит пройти сквозь все круги ада! И не только из-за недовольства матери. Эви прекрасно понимала, что ее ждет целая галерея осуждающих физиономий – как английских, так и арабских!

«Черт бы тебя побрал, Рашид, – подумала она, – за то, что ты такой человек. И меня саму черт бы побрал – за то, что я – это я», – с тяжелым вздохом добавила она. Потому что, будь они простыми людьми, их любовь не интересовала бы ровным счетом никого!

Но ему суждено было родиться наследником богатейшей арабской семьи, а ей – принадлежать к одному из стариннейших знатных английских родов. Но даже не это вызывало такую бурю эмоций у окружающих людей. Нет, вина их была в том, что эта связь продолжалась уже слишком долго и не могла не вызывать шума.

Который в самом ближайшем будущем грозил перерасти в оглушительный грохот, с мрачной усмешкой подумала Эви.

– Черт, – вздохнула она. – Черт, черт, черт!

И поднявшись на ноги, вернулась к зеркалу, – она достойно встретит сегодняшние испытания.

Перед величественно возносящимися к небесам высокими стенами старинного замка лужайки, спускающиеся к большому озеру, были уставлены столами для свадебного пиршества. Гигантский шатер закрывал вид на озеро, а в главном бальном зале устроили увитую цветочными гирляндами беседку для новобрачных – на тот случай, если погода вдруг испортится.

Но матушка-природа сегодня была как нельзя более милостива. Солнце сияло, и теплый летний воздух был напоен ароматом роз и так и звенел от праздничных мелодий, которые без передышки играл военный оркестр, расположившийся на углу центральной лужайки.

Зеленые дорожки из искусственной травы были проложены от дома к главному шатру и отдельно поставленному навесу. На свадьбу было приглашено гораздо больше гостей, нежели могла бы вместить семейная часовня Беверли, поэтому перед ней и был установлен огромный белый навес, прилегавший вплотную к каменному арочному проходу в часовню. Под арку был перенесен алтарь. Его величественный каменный изгиб, а также цветные витражи часовни создавали прекрасный фон для молодой четы, которой предстояло обменяться здесь клятвами и кольцами.

Это производило сильное впечатление.

Даже на Эви, которая как можно дольше оттягивала свое появление под этим навесом и все же пришла раньше, чем все гости заняли свои места в ожидании появления невесты со свитой.

Большинство гостей еще оставалось на лужайке, переговариваясь, улыбаясь, шутя и смеясь. Все они были люди знаменитые, влиятельные. Люди со всех концов света, собравшиеся сегодня здесь, под ярким летним солнцем, сияя, точно пышные экзотические соцветия. Люди, которые при этом не прочь были попозировать перед объективами фотографов, среди которых были и представители прессы, допущенные на свадьбу по специальным приглашениям. Их особо попросили не быть назойливыми и держаться скромно.

Здесь царила веселая, праздничная атмосфера. По пути к навесу Эви пришлось, улыбаясь, здороваться и перекидываться несколькими словами с множеством знакомых. Ее приветствовали, улыбались: те, кто знал ее близко, целовали воздух у ее щеки, те, кто был с ней знаком лишь поверхностно, жали ей руку. А кто-то просто с любопытством смотрел на нее, потому что, несмотря на свое обещание не отвлекать внимание от невесты, Эванджелина Делахи не могла быть незамеченной.

Она была высока, стройна и необыкновенно хороша собой. И она была пресловутой любовницей арабского принца – человека, обладающего таким могуществом и богатством, десятая доля которых даже не снилась большинству из собравшихся здесь. Он тоже был великолепен – и это добавляло пикантности их роману, делая его еще более утонченным и загадочным. Его можно было бы назвать романом десятилетия. Пресса обожала обмусоливать эту тему. Благородные семьи обоих «героев романа» ее ненавидели. Все остальные гадали, что же ждет романтических влюбленных. А сами влюбленные не интересовались ни тем, ни другим, ни третьим и, кроме друг друга, не замечали никого.

Поэтому-то сегодняшнее положение дел особенно заинтересовало публику – слишком очевидно было, что они появились на свадьбе не как пара.

Он был здесь как официальный представитель Берана, а она – как сестра жениха.

– Вы позволите один снимок, мисс Делахи?

Обернувшись, Эви увидела подобострастно улыбающегося молодого человека – это был фотограф известной ежедневной газеты. На его лице было написано вполне уверенное ожидание, фотоаппарат он держал наготове, потому что сегодня все явно были не прочь запечатлеться на фотопленке.

– Извините, но – нет, – вежливо ответила Эви и направилась дальше, к навесу.

Кое-кто из гостей уже сидел на своих местах. Джулиан, выглядевший непринужденно величественно, беседовал со своим лучшим другом, а сегодня еще и шафером, сэром Робертом Малверном. Леди Люсинда Делахи сидела позади него, внимательно слушая свою тетку Селию.

«Скорее всего, судя по пылкости речи, она сейчас поучает мать, как надо вести себя со мной», – мрачновато подумала Эви. И принялась разглядывать гостей на другой половине, пока ее взгляд не натолкнулся на