что его хозяин и вправду надумал жениться на ней.

– Я не выйду за тебя, Рашид, – сказала она, бросая в чайник ложку светло-зеленых сухих листиков. – Это будет плохо для меня и ужасно для тебя.

– К черту ужасы, – отозвался он.

С губ Эви сорвался усталый вздох.

–  Стабильность и благополучие твоей страны основаны на ее мусульманских корнях, – попробовала она объяснить. – Женитьба на христианке ослабит их. Поэтому та самая кузина кузины и оставалась на твоем горизонте, пока мы были вместе.

Он не стал возражать. Эви захотелось расплакаться.

– А теперь объясни, почему это будет плохо для тебя? – спросил Рашид.

Снова вздох – на этот раз подавленный раньше, чем успел вырваться наружу. С тяжелым сердцем Эви следила, как медленно закипает чайник.

– Ты будешь подавлять меня. Сама ситуация будет на меня давить. Пока мы не женаты, я вольна, хотя бы отчасти, делать то, что захочу. Обязанности, которые налагаются на жену мусульманина, слишком тяжелы для меня, тем более что все вокруг будут настроены ко мне отнюдь не дружелюбно… Я не выдержу.

– А ребенок, которого ты носишь? – очень спокойно проговорил он. – Что будет с ним, пока ты будешь защищать себя от давления, а мою страну – от беспорядков?

Он явно начинал сердиться. Картина, которую Эви нарисовала, Рашиду не понравилась, но другой взамен он предложить не мог.

– Может быть, это будет девочка, – улыбнулась Эви. – Тогда таких сложностей не возникнет, не правда ли?

– Эви, мы же не варвары, не дикари, – сдерживаясь, ответил он. – Мы не бросаем новорожденных девочек в реку, я тебе клянусь.

– Рада это слышать, – сказала она, наливая кипяток в чайник. – Скажи мне… а что подумают в твоей стране о мальчике-полукровке, который должен будет унаследовать все после тебя, если мы поженимся?

– Он будет моим наследником, неважно, поженимся мы или нет, – так мрачно сообщил Рашид, что Эви, не выдержав, обернулась.

– Рашид, не надо! – протестующе воскликнула она. – Ты…

– Осторожно! – крикнул он.

Но было уже поздно. Руку Эви пронзила ужасная боль.

– Черт! – воскликнула она, пытаясь вздохнуть.

Она совсем забыла, что все еще держит в руке серебряный чайник, и махнула рукой. Крутой кипяток выплеснулся ей на пальцы и на кожу выше кисти.

– Скорее, – Рашид в мгновение ока оказался рядом с ней и, схватив ее за руку, потащил к раковине. Ледяная вода как будто еще раз обожгла кожу. У Эви снова перехватило дыхание от боли.

Она зажмурила глаза и вся задрожала в ознобе, стуча зубами. Если бы Рашид не держал ее за руку, она бы упала на пол.

– Еще где-нибудь обожглась? – коротко бросил он.

Эви ничего не могла ответить: у нее кружилась голова, перед глазами плыли круги, дыхание тяжело, со свистом вырывалось из груди.

Рашид что-то процедил сквозь зубы, кажется ругательство.

– Дурочка несчастная, – сердито пробормотал он, продолжая удерживать ее руку под ледяной струей воды. – Я что, просил тебя заваривать этот чай? Если ты испортила свою чудесную кожу, я тебя задушу!

– 3- заткнись! – выдохнула Эви, не желая сейчас выслушивать его упреки.

– Я должен был это предвидеть! – теряя наконец свою сдержанность, прорычал Рашид. – Всегда, когда ты разыгрываешь спокойствие Снежной королевы, это означает, что ты едва справляешься с собой и можешь натворить что угодно!

Что ж, она действительно не может справиться с собой, с болью призналась себе Эви. Она буквально готова умереть от боли. От боли в руке, от боли во всем теле… от боли в сердце.

– Я н-не выйду за тебя, – пробормотала она, вспомнив наконец, зачем, собственно, и взмахнула рукой.

Пальцы на ее тонком запястье сжались сильнее, потом опустили ее руку в наполненную холодной водой раковину и разжались совсем. Кран закрыли, и Эви осталась стоять у раковины, бессильно опершись о ее край.

Оставив Эви, дрожащую и слабую, у раковины, Рашид гневно удалился. Она услышала его шаги на лестнице, ведущей наверх, и минуту спустя он появился снова, держа в руках аптечку из ванной комнаты и чистое полотенце. Все это было сердито брошено рядом с ней на разделочный стол.

Потом он осторожно взял ее руку и положил на полотенце. Не говоря ни слова, он наклонился, чтобы осмотреть пострадавшее место. Его губы сжались, лицо исказилось, а глаза под густыми черными ресницами заблестели.

Эви смотрела, как его смуглые пальцы очень осторожно промокают ее руку полотенцем, а потом открывают аптечку.

Самое страшное миновало – вода сняла большую часть ожога, хотя Эви не перестало трясти в ознобе. Достав антисептическую мазь, Рашид бережно принялся накладывать ее на покрасневшую кожу.

– Больно? – (В ответ Эви только покачала головой.) – Если появятся пузыри, вызовем врача. Но пока, похоже, тебе повезло.

«Повезло», – повторила Эви про себя. Но она совершенно не чувствует себя везучей.

– Рашид… пожалуйста, выслушай меня, – сказала она просящим тоном. – Ты не можешь…

Он поднял на нее глаза. В них было столько боли, что Эви невольно замолкла.

–  Не вынуждай меня быть с тобой грубым, – предупреждающе сказал он. – Потому что тебе это точно не понравится.

– Это угроза? – с трудом выговорила Эви. Рашид не ответил, только продолжал смотреть на нее не отрываясь. Он умел, когда нужно, быть не просто грубым, но и жестоким – хотя до сего дня Эви ни разу не приходилось сталкиваться с этой стороной его личности.

– Это мой ребенок, – с нажимом заявил он, – и ты – моя. И я совершенно не намерен отказываться ни от кого из вас. Это значит, что отныне ты займешь законное место рядом со мной.

– И к дьяволу все последствия? Он поморщился, но кивнул.

– К дьяволу все последствия, – ровным тоном ответил он.

Зазвонил телефон, прерывая напряжение.

– Хочешь, чтобы я ответил? – негромко спросил Рашид.

Эви отрицательно покачала головой и, опустив глаза, ждала, пока включится автоответчик. Это снова была ее мать.

– Ты видела утренние газеты? – Резкий высокий голос Люсинды резанул тишину комнаты. – Такого позора я не испытывала за всю мою жизнь! Мало того, что ты улизнула рано утром, не сказав никому ни слова, не поблагодарив хозяев, даже не попрощавшись, так теперь этот проклятый араб поступает точно так же – и практически сразу же я вижу вас обоих на первой полосе утренней газеты! – (Эви вопросительно вскинула глаза на Рашида, но тот только мрачно покачал головой). – Предупреждаю тебя, Эви, – продолжала мать. – Я до такой степени зла, что готова отречься от тебя навсегда! На первой полосе газеты! В его объятиях! А в середине газеты – его же фотография вместе с отцом и объявление о его скорой свадьбе! С другой женщиной!

Пробормотав сквозь зубы проклятие, Рашид решительно двинулся к телефону. Он уже готов был посоветовать Люсинде отправиться ко всем чертям, когда ее голос раздался снова.

– А где фотографии Джулиана и Кристины? – со слезами вопрошала она. – На видном месте их нет! Скандал – вот во что ты меня снова втянула, Эванджелина! Позор, унижение и скандал! Беверли вне себя, но стараются этого не показывать. Я вне себя, но стараюсь этого не показывать. А где ты? Вот что мне хотелось бы узнать! Опять где-нибудь с ним? Устроились где-нибудь в укромном местечке, чтобы провести оставшиеся часы вместе, прежде чем он бросит тебя, чтобы жениться на другой! Может, ты хотела бы, чтобы и это попало в газеты?

Связь прервалась. В тяжелой тишине, повисшей в комнате, Эви стояла, окаменев, прижимая к груди руку, обмотанную полотенцем, и с ужасом думая о том, что скажет мать, когда узнает о ребенке.

Внезапно раздался громкий стук в дверь. Эви вздрогнула от неожиданности и по привычке поспешила к двери, чтобы открыть.

– Нет, подожди, – остановил ее Рашид, – надо посмотреть, кто это.

Выглянув в окно, Эви потрясение ахнула.

– Это репортеры! – воскликнула она и бросилась задвигать штору, но поздно – с полдюжины репортеров заметили ее и кинулись к окну на приступ.

Через секунду вокруг коттеджа стоял невообразимый шум – стучали в дверь, в окно, окликали Эви по имени и выкрикивали вопросы. Побелев как мел, Эви повернулась к Рашиду.

– Что происходит? – негодующе воскликнула она. – О чем говорила моя мать? Почему они здесь?

– Не знаю. – Нахмурившись, Рашид снял трубку и уже набирал какой-то номер.

Эви стояла, дрожа всем телом от испуга, прислушиваясь к шуму и возгласам, раздававшимся у входа в ее дом. Рашид сдавленным и срывающимся от ярости голосом что-то быстро говорил на родном языке, мрачнея с каждой секундой, а шум за дверьми все нарастал, так что Эви уже с трудом слышала голос Рашида.

С громким проклятием Рашид бросил трубку. В этот момент в почтовую щель в двери протиснулась газета и со стуком упала на коврик у порога. Эви хотела поднять ее, но Рашид ее опередил.

– Вы можете что-либо сказать об этом, мисс Делахи? – раздался приглушенный голос из-за двери. – На первой полосе. Вы не пропустите, – добавил голос услужливо.

«На первой полосе. Вы не пропустите».

Эви стояла рядом с Рашидом и молча смотрела на то, что предстало ее взгляду. Это была фотография, на которой запечатлен был их с Рашидом поцелуй – тогда, под навесом, на свадьбе. А над снимком крупными буквами красовался заголовок: «Не прощание ли это?» Внизу же, более мелким шрифтом, было набрано: «Посольство Берана объявило о предстоящем бракосочетании шейха Рашида Аль-Кадаха и дочери шейха сопредельного государства! Этот брак объединит две богатейшие правящие фамилии и полностью отодвинет в сторону