Очищение проводилось по всем правилам магического искусства. Ночь выдалась ветреной, луга заливал мертвенный лунный свет, из-за не дальних холмов доносился какой-то замогильный вой, багровый огонь бушевал на окраинах деревень. В вызванных волей Трогвара молниях корчились тут же сотворенные им черные уродливые тени; перепуганные до смерти поселяне, попадав на колени в самом начале процедуры, только и могли, что вопить дурными голосами да падать в обмороки. Закончив, Трогвар как можно более сердечно простился с обитателями деревень, обещая помочь и хлебом, и скотом; и сдержал обещание. Его подручные прекратили налеты на „очищенную область“, зато в остальных неистовствовали пуще прежнего.

Однако запрет на убийства и мучения оставался непреложным.

К охваченной ужасом границе из глубины Халлана Атор спешно перебрасывал войска…

Трогвар видел, как по широкому тракту уверенно шла многочисленная баронская конница. Откормленные кони, ладно сидящие в седлах всадники — а навстречу им катился пестрый и разношерстный поток беженцев. Трогвару было жаль этих бедняг; но ничего, став правителем, он найдет способ вознаградить их за пережитое… Мимо конных сотен проезжали бесконечные телеги и повозки, груженные домашним скарбом; брела привязанная к задам телег скотина, жались на тюках с добром перепуганные детишки; многие женщины рыдали, никак не в силах остановиться; мужчины же брели молча, угрюмо опустив головы и изредка бросая мрачные взгляды на проезжавшую конницу.

Трогвару пришлось довольно долго ждать удобного момента…

Но вот наконец беспорядочный поток беглых поселян иссяк, и командир конного отряда явно вздохнул с облегчением. Дорога очистилась, всадники пришпорили коней. Путь лежал среди наполовину вытоптанных, наполовину выжженных полей; видно было далеко окрест, и начальник отряда мог не опасаться внезапного нападения…

— Эй, дяденька, заснул, что ли?

Прямо перед мордой лошади командира словно из-под земли выросла здоровенная фигура полуобнаженного человека восьми футов ростом с бычьей головой на плечах. Огромные руки, перевитые чудовищными мускулами, играючи повалили лошадь на землю.

И тотчас же вокруг началось нечто кошмарное. Отовсюду — из придорожных канав, из-за крошечных пригорков, прямо из дорожной пыли под копытами коней — лезли и лезли жуткие чудища, многоногие, многоголовые, змеевидные, крылатые, ползающие, рогатые, опоясанные десятками кроваво-алых бешеных глаз. Обезумевшие лошади вставали на дыбы, сбрасывая даже самых искусных наездников; выдернутые из ножен мечи оказывались схвачены десятками черных щупалец. Страшилища легко выворачивали оружие из рук воинов, а те, кому посчастливилось нанести все же ответные удары, с ужасом видели, как рассеченная плоть их неведомых противников мгновенно срасталась вновь, смертельные для любого другого существа раны тот час же затягивались; а вторично опустить меч не удавалось уже никому. Чудовищные клешни тварей легко рвали кожаные завязки доспехов, щупальца, с удивительной легкостью стаскивали с поваленных воинов кольчуги. Сорванные с голов шлемы валились в пыль, к ним прибавлялись наручи, поножи и щиты. И все это железо тотчас же подхватывалось шустрыми крылатыми тварями со здоровенными широкими лапами; тяжело на груженные, они одно за другим взмывали в воздух… И вскоре посреди полей осталась лишь громадная толпа голых, в чем мать родила, разъяренных, доведенных до бешенства воинов; многие рыдали от нестерпимого стыда. Лишившись коней, оружия и одежды, теперь они могли лишь с позором вернуться обратно.

Командир отряда, судя по всему, ожидал найти половину своих людей растерзанными в клочья, и каково же оказалось его удивление, когда, заставив воинов построиться, он не обнаружил ни одного убитого или хотя бы оцарапанного. И тем позорней становилось возвращение… Командир скорее всего и без того представлял себе, какой прием ожидает его у Атора, а потому, рыча, сейчас в отчаянии искал в дорожной пыли хоть самый завалящий железный обрезок — вскрыть себе вены тут же, на месте. Приказ пресветлой Владычицы не выполнен, и жить теперь ему становилось незачем.

Трогвар потратил очень много усилий на этот впечатляющий и весьма сложный магический трюк; два дня после он не мог встать с постели, не говоря уж о том, что колдовать — эта способность вернулась к нему лишь спустя неделю; однако результат стоил того. Десять сотен лихих халланских рубак, закаленных трехлетней пограничной войной с северными варварами, без единой капли крови, без единого погибшего превратились в до смерти перепуганную, безоружную толпу; и Трогвар не сомневался, что слухи еще стократно раздуют случившееся.

Так, волей-неволей Трогвар отвлекся на время от прямого управления своей войной и, к своему удивлению, обнаружил, что в его сложном хозяйстве сейчас все идет как-то само собой, почти не требуя его вмешательства. В случае необходимости что-то слегка подправлял по ходу дела Гормли; отряды слуг Красного замка появлялись там, где нужно, и тогда, когда нужно; план пока осуществлялся без сучка и задоринки. Это даже казалось подозрительным; однако Атор пока безуспешно гонялся за неуловимыми слугами Трогвара, а Владычица даже и не пыталась покончить с самим Красным замком, один- единственный раз бросив на весы войны всю мощь своей боевой магии.

Так у Трогвара неожиданно появилось нечто вроде свободного времени, и по совету своего учителя он отправлялся в долгие прогулки по окрестностям Красного замка. Волшебство к тому времени окружило крепость густым кольцом дремучих и непроходимых лесов; Трогвар очень старался, сотворяя их, поскольку это было чем-то вроде его отчета перед мертвым магом. И теперь его взор скользил по чистым березнякам, где белоствольные деревья стояли по колено в мягкой зеленой траве, а из-под громадных замшелых глыб били хрустально-чистые родники; по могучим дубравам, по строгим, чуть мрачноватым ельникам — ели почти не росли здесь, на южной границе Халлана, это была дань памяти о детстве среди лесных гномов; по шумным, вечно шепчущимся и переговаривавшимся друг с другом рощам кленов, вязов, каштанов; воспоминания о Школе Меча вызвали появление кипарисов.

Трогвар брал с собой котомку, малый запас провизии и уходил на целый день в свои владения. Здесь было покойно и отдохновенно, и мучившие последнее время неожиданные мысли меньше досаждали ему…

А мысли эти появились после первой депутации землепашцев и были просты, как сама истина: а зачем ему вся эта магическая война? Какой же он король… (Вернее — принц крови; Трогвару все время приходилось поправлять себя; он заметил, что вспоминает о сестре все чаще и чаще с неудовольствием, ведь плодами его победы, если ему суждено победить, воспользуется не он, а именно она!).

Какой же он король, если путь его к трону пролегает через мучения и страдания подданных? Ведь под властью Владычицы они, наверное, вполне счастливы в своем благостном неведении, защищенные от колебаний и сомнений прочным щитом заклятий Хозяйки Халлана…

Он гнал от себя эти непрошеные мысли, он посылал туда, за пограничную реку, новые и новые отряды своих слуг, гнал Гротмога, с мстительным удовлетворением выслушивал сообщения о сожженных полях и разгромленных рынках, а старая, давным-давно не подававшая голос подруга по имени Совесть все равно не унималась.

И, бродя по чистым, звонким лесам, сотворенным его волей и мастерством, Трогвар, не давая себе отвлечься ни на минуту, напряженно, до невыносимой головной боли, размышлял над тем, как одолеть самые главные заклятия Владычицы — без победы над ними не могло быть и общей победы и без их уничтожения никогда бы не умолкла так некстати пробудившаяся к жизни совесть Крылатого Пса.

Трогвар вел медленную и правильную осаду этих заклятий, однако каждый последующий ход обдумывался и утверждался им не в заклинательном покое Замка, а здесь, в покойных перелесках, во время долгих блужданий по берегам тихих лесных речек и ручьев. Вода неторопливо струилась меж топких, поросших мхами и кое-где осокою берегов, длинные зеленые водоросли мерно шевелили вытянутыми мохнатыми руками в прозрачном потоке, и отчего-то именно под это тихое журчание Трогвару думалось легче всего и именно здесь в голову ему приходили самые толковые мысли.

Он привык, что это были его, и только его, леса. В них, конечно, допускались звери и птицы, другая живность, однако вход магическим существам был строго-настрого заказан.

Трогвар неспешно шагал по неприметной тропинке. Узкая лесная стежка взбегала на косогор, на его любимый косогор, вознесенный над спокойным синим озером — еще одним воспоминанием о далеком детстве в безмятежной, бестревожной долине лесных гномов. На вершине крутобокого холма Трогвар выложил круг из громадных гранитных глыб так, что получилось подобие большой каменной палатки. В