И все-таки у Цицерона и у его жены было нечто общее. Теренция была совсем непохожа на многих своих современниц, очаровательных авантюристок, которые держали блестящие салоны, имели именитых любовников и смеялись над скучными обязанностями домашнего очага. Эта домовитая женщина жила семьей. А Цицерон прямо создан был для семейной жизни. Семья была для него всё.

Прошло около года со дня их свадьбы, и случилось самое главное, самое важное событие в жизни Цицерона. 5 августа у него родился первенец, дочка Туллия, Туллиола[19] (около 77 года). Едва отец взглянул на это маленькое существо, как тут же безумно в него влюбился. Все остальные чувства, все привязанности разом отошли на задний план. В 70 году Цицерон вел одно дело и рассказывал народу о преступном преторе, который лишил законного наследства детей-сирот. Сначала он говорил об обиженном мальчике. Тон его был гневен, речь грозна и убедительна. Видно было, что он полностью владеет своими чувствами. Но вот он перешел ко второму обиженному. То была маленькая девочка. И Цицерона как подменили. Голос его задрожал, на глаза навернулись слезы. Казалось, он утратил власть над собой. «Подумайте! — восклицает оратор. — Он обидел девочку! Что может быть ужаснее, возмутительнее!» У меня тоже есть дочь, — продолжает он, — и я люблю ее больше всего на свете. Я уверен, что все слушатели разделяют мое возмущение. «Ведь по воле самой природы дочь — это все, что есть самого сладкого, самого дорогого нашему сердцу, самый достойный предмет нашей заботливости и любви» (Verr., II, I, 112). Замечательно, что Цицерону даже в голову не приходит, что кто-нибудь из зрителей может с ним не согласиться, что найдется среди них какой-нибудь чудак, который больше всего любит жену или сына. В это наш герой просто не может поверить.

Цицерон проводил с девочкой все свободное время, читал ей, рассказывал о своих любимых героях, декламировал свои речи и даже объяснял правовые казусы. Из-за этого происходили подчас забавные сценки, приводившие отца в восторг и умиление. Туллия видела, как отец каждый день садится писать Аттику. Этого Аттика она никогда не видала, но ярко представляла по рассказам отца. Часто она садилась рядом, заглядывала через его плечо и требовала, чтобы он передал от нее привет. В 67 году Цицерон пишет Аттику: «Туллиола, наше маленькое счастье, требует от тебя подарочка, а меня назначает поручителем» (Att., 1, 8, 7). Он был восхищен, что малышка так удачно применила юридический казус.

Шли годы. Дочь росла. Она превратилась в девушку, потом в молодую женщину. Но время не отдаляло ее от отца, что — увы! — так часто бывает в жизни. Наоборот. Казалось, что с каждым годом они становятся все ближе и ближе. Отец по-прежнему страстно любил ее. А она по-прежнему его обожала. Он казался ей самым умным, самым лучшим, самым необыкновенным человеком на свете. Цицерон говорил друзьям, что в беседах с ней забывает все заботы и страдания (Fam., IV, 6). Он уехал из Рима и сразу же ощутил грусть. Он объясняет брату ее причину: «Я тоскую по дочери, такой любящей, такой скромной, такой одаренной, с моими чертами лица, моей речью, моей душой» (Q.fr I, 3, I). А в 49 году он писал жене: «Туллиола нам слаще самой жизни» (Fam., XIV, 7). В другой раз он отправляет письмо домой и спрашивает, как чувствует себя Теренция и «мое солнышко Туллия» (Fam., XIV, 3).

Туллия была, несомненно, самым близким Цицерону человеком, поэтому, естественно, нам хотелось бы побольше о ней узнать. Увы! Здесь нас ожидает горькое разочарование. Дело в том, что от нее не дошло ни одного письма. Мало того. Не дошло ни одного письма, которое было бы адресовано Цицероном прямо ей. Сохранились только общие письма домой. Поэтому мы не слышим ее голоса, не слышим тех долгих бесед, которые она вела с Цицероном, и не можем даже их воссоздать; у нас есть только восторженные отзывы о ней отца. Вот почему образ ее окутан для нас густым туманом. И все же кое-что мы можем попытаться восстановить.

Она получила чисто мужское воспитание и была необычайно образованна. Римлян было трудно этим удивить. Их жены и дочери вовсе не были похожи на афинянок, этих скромных затворниц гинекея. С самого основания Города мы видим женщин окруженными почетом и уважением. Девочкам давали точно такое же образование, как и мальчикам, и они даже вместе учились в школе, в одном классе — чего в Европе достигли только в XX веке. Никакой женской половины дома не существовало — девочка росла на виду. Выйдя замуж, она становилась настоящей хозяйкой дома. Она вела хозяйство и распоряжалась имуществом, она принимала гостей и сама ходила всюду с мужем. Историк Не-пот, современник Цицерона, сравнивая греческие и римские нравы, находит, что главное отличие — в положении женщин. «Кому из римлян было бы стыдно привести на пир жену? Или у кого мать семейства не занимает первого места в доме или не появляется на людях? А у греков совсем по-иному» (Nep. Prolog 6–7). Мы видим во времена поздней Республики блестяще образованных женщин. Жена Помпея, по свидетельству Плутарха, «знала музыку и геометрию и привыкла с пользой для себя слушать рассуждения философов» (Plut. Pomp., 55). Саллюстий описывает одну свою современницу, знатную даму. По его словам, она прекрасно знала науки и искусства Греции и Рима, была необыкновенно остроумна, очаровательна и писала стихи (Sail. Cat., 25). Дочь оратора Гортензия, друга и соперника Цицерона, могла произнести на Форуме речь не хуже мужчины (Val. Max., VIII, 3, 3; Арр., B.C., IV, 32–34). «Мы читаем ее не из-за одного уважения к ее полу», — замечает знаменитый учитель риторики Квинтилиан (Quintil, I, 1, 6).

Но даже среди этого блестящего круга Туллия сияла как звезда. И, конечно, ей ничего не стоило поддерживать изящную просвещенную беседу, которую так ценили римляне. Среди молодежи она слыла скромницей (Fam., VIII, 13, 1). Но это отнюдь не значит, что она казалась им сухой и скучной. Напротив. Она обладала женской прелестью и тонким очарованием. Триумвир Антоний, признанный знаток женщин, с первого взгляда был поражен Туллией. И хотя он люто ненавидел ее отца, он заявил, что она «изысканнейшая женщина» (Att., X, 8а).

Судя по всему, дочь Цицерона наделена была нравом нежным и кротким. Из писем Цицерона мы видим, что ни одна ссора не омрачила их жизни. Между тем в жизни Туллии были самые темные полосы — она тяжело болела, была глубоко несчастна. Неудачи могут сделать любого человека раздражительным. Но ни разу она не обидела отца даже словом. И она была мягкой и кроткой не только с отцом. В семье Цицерона, как в каждой большой семье, отношения были не простые. Теренция не ладила с братом Квинтом, Квинт часто ссорился с женой, а жена — со всеми на свете. И все это доставляло много хлопот и много страданий Цицерону. Но ни разу мы не слышим, чтобы Туллия была с кем-то в ссоре, на кого-то обиделась, с кем-то была резка. Она прекрасно ладила с тетей, была в наилучших отношениях с матерью, а уж у дяди она всегда была любимицей.

В то же время она обладала большой твердостью. Мы увидим, что она давала отцу смелые советы, поддерживала его в трудные минуты, не теряла присутствие духа и порой проявляла редкое мужество.

Но все это произойдет позднее. А пока Туллия была маленькой девочкой. В 68 году счастливый отец пишет Аттику: «Тебе передает большой привет Теренция и наше маленькое счастье Туллиола» (Att., I, 5, 9).

Летом 65 года Цицерон извещает Аттика: «У меня прибавление — сынок. Теренция чувствует себя хорошо» (Att., I, 2, I). Так появился на свет Марк Туллий Цицерон Младший. Конечно, отец обожал и сына. Но ему никогда не суждено было занять в отцовском сердце такого места, какое занимала Туллия. В 59 году Цицерон отправил Аттику письмо. В конце его нетвердым детским почерком было написано по-гречески: «Малыш Цицерон приветствует Тита Афинского[20]» (Att., II, 9, 4). Видимо, Марк делал успехи в греческом языке.

Но семья римлянина состояла не только из жены и детей. В доме его жила еще так называемая familia minor — младшая фамилия, то есть рабы. И чем состоятельнее и известнее становился Цицерон, тем больше рабов его окружало.

Цицерон всегда относился к своим рабам действительно как к членам своей семьи, был к ним неизменно ласков, заботлив и снисходителен. Более того. Он был с ними деликатен. Это прекрасно видно из одного примера. Однажды зимой ему захотелось на несколько дней уехать из Рима на виллу отдохнуть, благо был праздник. И вдруг он вспомнил, что сейчас празднуют Компиталии, а рабы необыкновенно чтят этот день. Верно, сейчас на вилле собралась вся фамилия. Накрыли стол, расставили закуску, выбирают председателя застолья — словом, идет пир горой. И вдруг посреди этого