дворе. Такие оговорки могли означать для ее мужа немедленное изгнание.

— Я уверена, — сказала она ровно, — что вы заговорили со мной не для того, чтобы поговорить о брачной договоренности леди Маргарет.

Он слегка улыбнулся, посмотрев вниз на нее:

— Только в том, что она может отражать вашу.

— Мою?

— Смотря какой выбор вы сделаете. Вы можете свободно вернуться в комнату, которую делили со своими сестрами, если хотите, или даже под протекцию Грейдона.

— Зачем мне делать что-нибудь из этого?

— Вы сейчас одна, — он сказал рассудительно. — Никто не подумает о вас плохо, если вы предпочтете покинуть двор.

Он пытается узнать, подумала она, опечалил ли ее арест Рэнда или она почувствовала от этого облегчение. Она не доставит ему такого удовольствия.

— Кроме, возможно, короля, который, видимо, посчитал проживание отдельно от моего мужа необходимостью.

— Его королевская прерогатива. Вы шли, поругавшись с ним?

— Его Величество отсутствовал, — сказала она, подняв подбородок.

— О да, я совсем забыл. Вы можете, если хотите, излить свой гнев на меня.

— На вас? — Он должен был прекрасно знать, что Генрих был на охоте, подумала она. Его обязанность знать это. Удивительно, что он не поехал с ним.

— Я уверен, вы сердитесь на меня за арест вашего мужа, так же как и на короля.

— Не на вас, сэр, а на ту роль, которую вы сыграли.

— Вы успокоили меня. Я только подчинялся воле Генриха, когда ворвался в вашу комнату сегодня утром.

Вспышка в голубизне его глаз заставила ее внезапно осознать, что брат Рэнда видел ее голой в кровати. Правда, она была закрыта простыней, но он должен был заметить, что она обнажена. Возможно, что запах близости задержался вокруг нее как свидетельство того, как она и его единокровный брат развлекались всего лишь некоторое время до этого.

Его щеки горели от неловкости. Это чувство раздражало ее, поэтому она сказала не раздумывая:

— Так же как исполняли свой долг, прервав свадьбу в Брэс-форд-Холле?

— Да, в самом деле, хотя я думал, что в тот раз вы были благодарны.

Она и была, хотя ничего не заставит ее признаться в этом в данный момент.

— Это ли не бесчестно прикрываться долгом, который позволит вам вернуть себе Брэсфорд-Холл и его земли?

— Мое положение незавидное, я признаю. Переживать за моего единокровного брата, в тот момент как я провожаю его в тюрьму, сожалеть о его возможной судьбе, хотя она может принести мне пользу? — Он беспомощно развел руками. — И все же Брэсфорд, который хранит все мои детские воспоминания, был местом проживания моей семьи поколение за поколением.

— Которое ваш отец потерял из-за своих ошибок.

— Или из-за преданности другому Ланкастерскому королю, совсем другое дело, вы согласны? — Мак- Коннелл покачал головой. — Я предполагаю, что Рэнд успел до меня со своей версией этой истории. Я сомневаюсь, что она такая же, как моя, но не могу согласиться с фактами.

— А как вы объясните то, что служили Эдуарду IV, который убил этого короля, и Ричарду Глостерскому после него?

— А как бы вы поступили? Я был юношей без гроша в кармане, когда Эдуард взошел на трон. Аристократы тоже хотят кушать. Сотни других делали то же самое. Эдуард был сильным и имел сыновей, чтобы основать династию. Кто мог подумать, что он умрет молодым или что Ричард захватит корону.

— Или убьет своих племянников, чтобы сохранить ее.

— И это тоже, к сожалению, — согласился он со вздохом.

— Но затем вы оставили Ричарда на Босвортском поле.

— Но я правда сражался, так что заслужил мое нынешнее положение.

Это была правда, хотя кто знает, кому был предан этот мужчина в действительности. Возможно, что, как и другие, которые смотрели, куда дунет ветер, он не был предан никому, кроме себя.

— Но вы не получили обратно ваши семейные земли, — отметила она.

— Пока не время для этого.

— Вы должны понимать, что даже если их отберут у Рэнда, нет гарантий, что их отдадут вам, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Право собственности будет возвращено Генриху, который может предпочесть получать с них доход вместо того, чтобы покупать вашу преданность.

Если он и уловил язвительность в ее словах, то не отреагировал на нее.

— Тогда я должен сделать себя более ценным для него.

— Я уверена, вы найдете путь. — Она отступила в сторону, как будто собираясь обойти его.

— Подождите, пожалуйста, — воскликнул он, положив ладонь на ее руку, чтобы остановить ее движение. — Я не хочу, чтобы вы смотрели на меня как на страшного человека в этом деле.

Она опустила глаза на его руку, стоя чопорно и молча, пока он не убрал ее.

— Как еще я могу смотреть на вас, — спросила она, — особенно увидев шрамы моего мужа?

Он озадаченно нахмурился, но внезапно его лицо разгладилось.

— Его шрамы, да. Это было так давно, что почти стерлось из моей памяти.

— Как и из его. Хотя я считаю, что это сложно забыть.

— Это было зло, я согласен. Но я был маленьким и гордым, и не привык делить с кем-то любовь отца. Рэнд рассказывал вам, что старина выпорол меня хлыстом в качестве наказания?

— Он сказал мне, что его привели в дом учиться у вашего учителя.

— Также делить со мной комнату, мою одежду, мое охотничье снаряжение и моих собак. — Мак- Коннелл криво улыбнулся. — Я не был счастлив, но привык. Со временем мы примирились с нашими отличиями, Рэнд и я. Было необходимо выдержать нашего учителя, который испытывал большую симпатию к березовому пруту, чем было необходимо, также пережить учителя по ратному делу в Пембруке, которому нравилось, когда сыновья аристократов бились о столбы с мишенью.

Она поймала его быстрый взгляд, который, казалось, спрашивал, была ли она знакома с этой мишенью для практики с человеческий рост, которая крутилась, когда по ней ударяли копьем, нанося болезненный удар любому, кто не успевал отскочить. Конечно, она знала ее по тренировочной площадке ее отца. Игнорируя его остроту, она сказала:

— И все же вы низвели вашего единокровного брата до положения вашего оруженосца в то время.

— Правда, леди Изабель, — сказал Мак-Коннелл, качая головой. — Он был незаконнорожденным, в конце концов.

Это было так просто для него, подумала она. Его невозможно было винить, ведь недавно она думала так же.

— Несмотря на это сэр Рэнд получил свое рыцарское звание, дружбу будущего короля и право называться Брэсфордом из Брэсфорд-Холла.

Уильям Мак-Коннелл удивленно поднял брови, возможно, из-за того, что она выступила в защиту.

— Верно, леди Изабель, но сейчас он узник в Бэлл Тауэр, одной из самых охраняемых башен на территории Тауэра. Если он будет осужден по обвинению, которое выдвинуто против него, его лишат всего, что он имеет, как и его жизни. Есть только одно, что он может сохранить по Божьим законам, чему любой мужчина должен завидовать.

— И что же это?

Он наклонил голову:

— Вы, прекрасная леди, его жена.

— Пожалуйста, — сказала она, отмахнувшись. В памяти всплыло утверждение Рэнда, что его единокровный брат желал ее. Может ли это быть? Думал ли Мак-Коннелл о том, что ему отдадут жену вместе с поместьем, возможно, вдову его единокровного брата? Эта мысль привела ее в ужас.