павлин.

— Ваш родич причастен к похищению важных бумаг, принц, более того — сейчас они у него. Верните бумаги, и мы уйдем, — угрюмо произнес Алмейда, не меняя позиции.

С одной стороны, нападение в резиденции его величества на зятя короля Испании, находящегося в милости у монарха, было шагом более, чем опрометчивым. С другой стороны, Альба не простил бы ошибки.

Коэтиви также застыл, размышляя, как быть дальше. Прощаться с жизнью не хотелось. Отдать бумаги означало потерять честь. Вытащив переданный ему пакет, граф де Коэтиви с сомнением оглядел «кузена». Граф де Лош не производил впечатление человека, интересующегося политикой и тайными миссиями.

Жорж-Мишель неожиданно улыбнулся:

— Если вы передадите бумаги мне, клянусь честью передать их по назначению, — обратился он к графу де Коэтиви.

Алмейда ждал, что последует дальше. Шевалье Жорж-Мишель выдернул пакет из руки графа и, не обращая внимания на два протестующих возгласа, сломал печать. Углубился в чтение. Махнул рукой, требуя поднести ближе факел. Еще раз перечитал, расхохотался и сунул бумаги Алмейде.

— Ради всего святого, господа, «Араукана»[9], конечно, шедевр поэтического искусства, но не до такой степени, чтобы драться, рискуя жизнью, за каждый экземпляр.

Коэтиви привалился к стене, почувствовав, что еще миг — и он грохнется на пол. Алмейда растерянно крутил бумаги, силясь понять, в какую историю вляпался.

— Да, кажется, над вами здорово подшутили, господа. Вам следует освежить в памяти список своих врагов, — продолжил шевалье Жорж-Мишель, забирая список поэмы, на этот раз уже из рук испанца. Оба графа угрюмо молчали, понимая, что если бы не племянник короля один из них был бы мертв, в другой — на полпути в тюремную камеру.

— Кстати, — остановил Алмейду Жорж де Лош, — вы, кажется, имели честь обсуждать мои действия, граф. Думаю, мы сможем продолжить разговор в любое удобное для вас время и место. Вы сможете сказать об этом моему другу, маркизу.

— Я буду ждать этой встречи, принц. — Поклонившись, испанец удалился в сопровождении своих людей, оставив французов одних. За исход поединка он не опасался. В конце концов не для того же граф де Лош спасал его от эшафота, чтобы потом убить, так что поединок был скорее данью условностям, нежели реальным сражением.

— Вы… как… — граф де Коэтиви оторвался, наконец, от стены, но так и не смог задать вопрос. Вернее, вопросов было слишком много, чтобы задать их одновременно.

— Ну, — граф де Лош пожал плечами, — скажем, у меня есть хорошая привычка оказываться в нужное время в нужном месте. — Он благоразумно умолчал о том, что заметив странное поведение графа на приеме, вспомнил восторженную Луизу и ее рассуждения, как хорошо оказаться в роли Дианы де Пуатье. Сопоставив одно с другим, он решил не выпускать кузена из вида и появился как раз вовремя. «Вероятно, малышка окрутила посла, — размышлял Лош, подавая кузену руку и распоряжаясь насчет носилок, — решила показать коготки. Что ж придется держать с ней ухо востро. А заодно принять меры против чрезмерного возвышения графини».

— Видите ли, когда я предположил, что вы стали слишком влиятельной фигурой при дворе, я подумал, что у кого-нибудь может появиться желание вас устранить. Признаюсь, такой исход дела меня вполне бы устроил. Но представьте себе — я из кожи вон лезу, чтобы устроить вашу судьбу — вернуть состояние, отправить подальше от Лувра, который, как я знаю, вы не любите — а кто-то решает вашу участь, вообще меня не спросив. Меня, принца, родственника королей. При этом прекрасно зная и то, что я здесь, и мое участие в вашей судьбе.

Коэтиви скрипнул зубами. Шевалье Жорж-Мишель сделал вид, будто не заметил этого.

— Нет, мне собственно все равно, будет ли кузина вдовой или замужней дамой, — продолжил граф. — В ее положении — это почти одно и тоже. Но вы-то на что рассчитывали? Знаете, дипломатия вещь опасная — графов гораздо больше, чем интересов короны. И коль скоро граф начинает вести себя как принц, ему не следует обижаться на роль пешки. — О своих подозрениях касательно Луизы шевалье Жорж-Мишель промолчал, полагая, что нечего бросать слова на ветер, не имея прямых улик.

Граф с шумом выдохнул:

— Приходится, если принц ведет себя как граф!

— Браво… туше, я бы сказал — обрадовался Жорж-Мишель, — Но, знаете, это совсем другое. Если кузен Карл и дядя Макс на меня сердятся — это ничего не значит. Зато дядя Филипп и кузен Генрих осыпают милостями. Так и хочется с кем-нибудь поделиться. И я, пожалуй, готов был бы вам помочь, не будь вы столь упрямы. Боже, что за наказание! И почему вы так странно себя ведете?!

— Вы издеваетесь надо мной, шевалье. И причина известна, — почти с ненавистью отозвался граф, наглядно демонстрируя, что не так безразличен к болтовне за своей спиной, как хочет показать. Коэтиви испытывал огромное желание убить своего спасителя на месте, и едва сдерживал себя.

— Мне тоже пришлось несладко — воспитывать сына дофина, выдавая его за своего ребенка, — фыркнул граф де Лош.

На какое-то мгновение Коэтиви удивленно распахнул глаза, но гнев взял верх над изумлением:

— Но вас не тащили к алтарю силой, — возмутился Коэтиви. — И вообще — одно дело, когда вы кому- то наставляете рога, другое — если рогоносец ты сам.

— В каком смысле? — граф де Лош озадаченно хмыкнул. — Вы, Коэтиви, какой-то странный человек. Когда мне подкидывали ребенка, никто не поинтересовался, нравится ли мне это. Но на что нужны друзья, если они не могут оказать столь ничтожную услугу?

— Ничтожную? — граф де Коэтиви вновь удивленно воззрился на графа де Лош. За ничтожные услуги не дарят поместий, приносящих пятнадцать тысяч ливров чистого дохода.

— Ну да, — подтвердил Жорж-Мишель. — Вас же, кажется, не сделали ни герцогом, ни пэром. Хотя, знаете, когда четверо принцев предлагают свою дружбу — это тоже неплохо.

— Кто? — Коэтиви почувствовал, как в глазах потемнело. В общем-то состояние графа объяснялось потерей крови, а также мысленными усилиями по подсчету любовников жены.

— Только не надо сейчас падать в обморок, держите руку. — Граф де Лош не имел намерения тащить на себе бесчувственное тело. — Карл, Генрих, Франсуа и я. Хотя Карл не принц, а король. Но это не так важно. И нечего смотреть на меня как на чудовище. Карл — наш король, и долг подданных — угождать ему в его прихотях. Генрих любезничал с вашей женой, когда вы еще и знакомы с ней не были, я… Ну, скажем, ваша Луиза не в моем вкусе, а что касается Франсуа — вы что, Коэтиви, всерьез полагаете этого щенка мужчиной? Поверьте, я знаю Франсуа много лучше, чем вы — полное ничтожество во всех смыслах. Уверяю — самое большое, что грозит Луизе — умереть со скуки в те несколько ночей, когда ей придется напевать ему колыбельные. Ну, еще волосы расчесывать. И воротничок поправлять.

Во время перечисления всех благодеяний, которыми мадам де Коэтиви собиралась одарить младшего Валуа, граф де Коэтиви тщетно пытался вернуть себе равновесие — во всех смыслах. Потолок и пол так и норовили поменяться местами, мысли путались и дипломат с удивлением уловил в лице графа де Лош нечто, похожее на сочувствие. Граф де Коэтиви так и не понял, какие чувства испытывает к «кузену», да и слишком плохо себя чувствовал равно для дружбы и ненависти.

…Дуэль же с графом Алмейдой закончилась ранением последнего. Король был недоволен, но принц Релинген просил за графа, и дело закончилось лишь временным отлучением от двора. В результате шевалье Жорж-Мишель и благородный гранд расстались почти приятелями. Да и вряд ли могло быть иначе, ибо граф де Лош предпочитал не иметь живых врагов.

Человеку свойственно ошибаться, и хотя истина эта была известна еще древним, мало кто принимает ее на свой счет. Граф де Лош не был исключением. Вознамерившись во что бы то ни стало спасти