представили ко двору. Мой предшественник просил приглядывать за мальчишкой, но… — надзиратель за пажами заколебался, — поймите, ваше сиятельство, у меня слишком много обязанностей, чтобы тратить время на какого-то юнца! В конце концов с шевалье Александром не случилось ничего дурного. Ну, возможно, господа слегка помяли мальчишку, но ведь это происходит почти с каждым из них.

Под взглядом графа язык придворного начал понемногу заплетаться, а потом надзиратель окончательно замолчал, усиленно пытаясь сообразить, что он сказал не так. Жорж-Мишель мрачно наблюдал, как лоб придворного покрывается испариной.

— Кто был надзирателем за пажами до вас? — не глядя на придворного, поинтересовался шевалье.

— Господин де Транкур, но он умер вскоре после отставки, — пролепетал надзиратель.

— Знаете, сударь, мне кажется, вы лжете, — прежним ледяным тоном проговорил Жорж-Мишель. — Господин де Бретей был уроженцем Пикардии, а у шевалье Александра чистейшая речь уроженца Турени…

— Клянусь, ваше сиятельство, он и вправду сын Бретея! — чуть не завопил надзиратель за пажами. — Я видел его пажеский патент! А что до речи, так возможно, после разорения и смерти отца он жил у какого-нибудь бедного родственника в Турени и только потом попал ко двору. И поверьте, ваше сиятельство, я всегда испытывал искреннее расположение к шевалье Александру. Я даже…

— Через два часа, — безразличным тоном перебил придворного граф де Лош, — вы продадите вашу должность и покинете Париж…

— Но… — надзиратель за пажами растеряно прижал руки к груди, — два часа слишком малый срок.

— Или ваша должность вам более не понадобится, — договорил Жорж-Мишель.

Придворный побледнел и молча поклонился.

— И кстати, — произнес его сиятельство через плечо, останавливаясь уже у дверей, — кошелек можете оставить себе.

Бывший надзиратель за пажами покинул Париж не через два часа, а через час, проявив редкую расторопность и предусмотрительность, и этот отъезд внес умиротворение в душу графа де Лош. Он более не повторял слова «мерзавец» и «мразь», более не ругал нищих провинциальных дворянчиков, не нашедших ничего лучшего, как отправить ребенка ко двору без протекции, денег и рекомендательного письма. В самом деле, много ли провинциалы понимают в придворной жизни, пожимал плечами Жорж- Мишель. И можно ли ждать разумных поступков от дворян, которые сами недалеко ушли от провонявших навозом крестьян?

Теперь его сиятельство понимал, что тянуло его к шевалье Александру. Инстинкт и Судьба, что же еще? В глубине души он всегда чувствовал, что мальчишка ему не чужой, и даже шарлатан-астролог не смог его в этом разубедить. За какие-то пару мгновений Жорж-Мишель уверился, будто покойный шевалье Огюст был его лучшим другом, и даже смог «припомнить» среди роскоши замка Бретей белокурого малыша. «Воспоминания» настроили графа сначала на лирический, а затем на деловой лад, и его сиятельство пообещал себе получить права опеки над Александром, забрать его от двора, дабы мальчик мог прийти в себя от пережитого, навести справки о давней тяжбе его отца и, конечно, покарать виновников разорения семейства, поскольку граф не мог поверить, что такой богатый человек, как господин де Бретей, мог утратить состояние без участия чьей-либо злой воли.

Неизвестным злоумышленникам Жорж-Мишель заранее не завидовал, но поскольку в их участи не было никакой загадки, не собирался тратить на размышления о врагах много времени. Шевалье думал, как удачно все складывается. Через пару, ну самое большее через пять дней он завершит шутку, а потом отправится с мальчиком в Наварру договариваться о свадьбе кузена. Жорж-Мишель полагал, что за время путешествия при дворе утихнут все сплетни об Александре, а он сам непременно придумает, каким образом вернуть воспитаннику состояние. Теперь, когда все загадки благополучно разрешились, исправить прошлые ошибки не представляло труда.

Нужно было только выждать пять дней.

Известие о согласии Анжелики де Воброт на брак с шевалье де Рабоданжем повергло в траур всех искателей счастья и приданного. Анриетта де Невер тоже приуныла. Хотя за последние месяцы красавица- герцогиня основательно подзабыла неверного любовника, слух, что обидевший ее шевалье может разбогатеть, не на шутку расстроил бедняжку. Переживания принцессы усугублялись тем, что кузен Жорж собирался отнять у нее и оставшегося возлюбленного, увезя шевалье Александра в далекую Наварру.

Вообще-то последний месяц Анриетта находила, что ее отношения с Александром приобрели излишне добродетельный характер, и даже стала подумывать, не стоит ли подыскать шевалье замену. Но одно дело, когда ты сама решаешь покинуть возлюбленного, и совсем другое, когда его у тебя хотят отобрать. Напрасно Жорж-Мишель уверял красавицу, что вскоре она будет отомщена, напрасно твердил, что шевалье Александру негоже вечно сидеть у ее юбки и ему пора повидать свет — герцогиня продолжала дуться. Наварра и тетушка Альбре вызывали у принцессы не самые приятные воспоминания и Анриетта заранее негодовала, представляя, что может наговорить на нее Александру королева Наваррская.

Так уж получилось, но герцогиня не любила тетю и знала, что это чувство взаимно. По мнению Анриетты Жанна д'Альбре была скучна, занудлива и несносна, как все Лукреции, Порции, Корнелии и прочие добродетельные римские матроны вместе взятые, а королева Наваррская считала племянницу гадкой испорченной девчонкой. Никогда не забывая о чувствах тетушки, Анриетта согласна была отпустить королевского пажа куда угодно, но только не в Наварру, и в своей обиде за один день успела произнести перед Александром столько обличительных речей, что шевалье де Бретей не знал, какому святому молиться.

Впрочем весть о предстоящей помолвке Смиральды сразила пажа больше жалоб герцогини. Временами Александру казалось, что цыганка обнаглела настолько, что решила обманом втереться в благородную дворянскую семью, а уже через мгновение королевский паж тешил себя предположениями, будто обезумивший от любви Рабоданж разыграл комедию, дабы обмануть короля, двор и семью и жениться на понравившейся ему уличной девке. Последнее предположение было не таким уж и безумным, и после некоторых колебаний Александр решил посетить праздник. Да и мог ли любимый паж короля и подопечный графа де Лош пропустить главное событие двора?

Подписание необходимых документов проходило с должной торжественностью и благопристойностью, а в поздравлениях гостей сквозила неприкрытая зависть — к Смиральде, если поздравительницей была дама, и к Рабоданжу, если поздравителем был шевалье. Впервые сняв траурное платье, цыганка была чудо как хороша, и ни один шевалье с вожделением пожирал красавицу взглядом, недоумевая, почему счастье досталось не ему, а другому. Пожалуй, невесту можно было упрекнуть лишь в одном, и Анриетта не поленилась громким шепотом сообщить Александру, что у «этой Воброт» слишком смуглая кожа. Удовлетворив таким образом свое самолюбие, герцогиня уже собиралась поздравить чету, когда граф де Лош остановил кузину.

С неопределенной улыбкой окинув взглядом самозванку, Жорж-Мишель сердечно поздравил шевалье, а затем посочувствовал жениху, так и не успевшему познакомиться с будущей тещей и падчерицей. Александр побледнел, неожиданно угадав, что должно последовать дальше. По лицу Рабоданжа скользнула тень, но через пару мгновений морщины на лбу жениха разгладились, а лицо просветлело. Рабоданж сообразил, что иметь падчерицу много лучше, чем пасынка, и в любом случае именно он будет распоряжаться рукой и приданым девчонки. Лицо шевалье расплылось в улыбке и с простодушием, вполне способным поспорить с сердечностью графа де Лош, Рабоданж сообщил присутствующим, что с нетерпением ожидает того момента, когда сможет прижать к груди будущую матушку и дочь. Жорж-Мишель кивнул.

— Я угадал ваше желание и счастлив, что могу преподнести вам подарок, — любезно сообщил