дед в тот же день в кубовую печку осмола набил и в топке жаркий огонь развел, чтобы жарой из пеньев- кореньев смолу выгонять. А лисе любопытно стало, что старик делает, и стала по ночам подглядывать. Увидала, как из куба по трубе горячая смола в бочку бежит, и поняла, что печка для нее теперь не жилье. А погода все холоднее, мокрый снег повалил, а обогреться негде. Пришла к барсучьей норе и кричит:
— Эй, соседушка Криволап, спишь или так лежишь? Что не отзываешься, или зло помнишь? Не зазнавался бы, у тебя нора всего-навсего земляная, а у меня изба-палата каменная, с черным ходом и парадным крыльцом!
На хвастовство лисицы барсук ответил пословицей:
— Не красна изба углами… По мне и земляная нора хороша.
— Темно в ней и душно, — не унималась Воструха, — если хочешь, давай поменяемся!
— Нет, мне и здесь неплохо!
— А я тебе придачи дала бы!
— Какова будет придача? — полюбопытствовал запасливый барсук.
— Целого бочонка смолы не пожалею! — ответила рыжая.
— Что это за диковина — смола? В первый раз слышу.
— Не мудрено, что не знаешь, коли без просыпа спишь. Смола — это еда такая, густая и сладкая, как свежий мед, темная, как смородина, душистая, словно цвет черемухи.
— Ладно, — согласился барсук Криволап, — принеси попробовать. Если хороша, так поменяемся.
— Смотри же, свет, уговор дороже денег, — говорит лиса, — даешь слово — крепись, а дал — держись, чтобы потом не пятиться!
И побежала кумушка к дедовой зимнице за смолой. Разыскала белый берестяной бурачок, в котором дед летом воду держал, и смолы из трубы нацедила, принесла к норе и все ходы-выходы смолой вымазала. Потом еще бурачок смолы притащила, в нору выплеснула и крикнула:
— Слышь, сосед, придачку принесла! Дошло ли?
А барсук лежит себе и ждет, когда его позовут придачу принимать. Лиса опять за смолой побежала. Так бегала она много раз, старалась до того, что брюхо, лапы, носик и уши смолой вымазала. Когда же до барсука струйка смолы добралась, понял он, что его обманули, полез на выход и перепачкал смолой и лапы и голову. Долго потом он в ручье полоскался, от смолы отмывался. Но не зря, видно, такая поговорка есть: «Пристал как смола!» Так и остался барсук на веки вечные с черными мазками на голове, с бурыми лапами.
А лиса в барсучьей квартире всю смолу песочком зашвыряла, входы и выходы лапками оскребла и стала жить в ней припеваючи. Но сколь ни хитра, и она от смолы да кирпича отмыться не сумела. И по сей день форсит в рыжей шубе, с просмоленными ушками, и лапками, а под горлом, где берестяной бурачок прижимала, пятно белое. За это ее белодушкой прозвали. Рассказывают еще старики, что с тех пор барсуки квартирные дела до скандала с лисой не доводят. Как только начнет рыжая разные козни у норы устраивать, хозяин немедля уходит новое жилье строить. Боится, как бы опять смолой не вымазали.
Сказка про Матренку
В давние времена в славном Городце-Радилове на самой окраине жил искусный мастер Федор Беда, родом из Суздаля. Прибыл он в Городец не один, а с женой своей Бедихой и дочкой Матренкой. Сначала по чужим углам жил, потом соседи помогли ему избушку на горушке построить. Вышла изба чуть косовата, между бревен местами солнышко просвечивало. Зато печку сделали с трубой, чтобы дым по избе не гулял; окошко бычьим пузырем затянули, а внизу подзоринку оставили — на улицу выглядывать.
— Надо бы щели законопатить, зимой холодно будет! — молвила как-то Бедиха.
Но до зимы было далеко, а Федор торопился к ремеслу приступить. Умел он отличные прялки делать, веретена вытачивать, игрушки всякие для детей вырезать. И все очень искусно раскрашивал. Наладил он свой станок-верстачок и первым делом смастерил всем городецким ребятишкам по забавной игрушке. Гладких шаров да белых грибов из липы навытачивал, толстоногих коней навырезал, Бабу-Ягу в ступе, Ивана-дурака на коне. Всем ребятам по игрушке досталось, и все они были довольны и рады. Только сама Бедиха не радовалась:
— Проконопатил бы избу, непутевый! Всех на свете игрушками не оделишь, а придет зима — замерзать будем!
Послушался Федор, походил вокруг избы, постучал топором, большие щели мохом позатыкал и опять за любимое дело взялся.
Тут зима со снегом да холодом нагрянула, а следом за ней пришла в Заволжье злая хворь Кориха. И стало ей завидно, что все городецкие ребятишки живы и здоровы, днем на улице бегают, а вечером по домам сидят и веселыми игрушками забавляются. Пошла Кориха по улицам, стала по окнам клюкой стучать:
— Тук-тук-тук! Ребятишки есть ли тут? Завтра приду!
И начала Кориха ребятишек одного за другим хватать, в жар бросать, личико красной сыпью осыпать. Добралась она и до Бединой избушки, постучала клюшкой:
— Тук-тук-тук! Ребятишки есть ли тут? Завтра приду!
Выбежала Бедиха на улицу узнать, кто стучал да кричал, а от Корихи и следа не осталось. А на другой день Матренку хворь свалила. И расхворалась девочка надолго.
Совсем невесело стало в избе Федора Беды. А матери больных детишек идут и идут к нему каждый день:
— Федор-свет, сделай игрушечку позабавнее, мой Ликанька на поправку пошел, порадовать сынка охота!
— Свет Федор, распиши липовую чашечку понаряднее! Не ест, не пьет моя Аленка, авось из твоей посудины похлебает, у тебя рука легкая!
В ответ Федор Беда без слов вставал за верстачок и мастерил для детей самые веселые игрушки. А дочка Матренка не вставала с постели, и Бедиха все больше ворчала на мужа. Как назло, к избушке повадились летать разные пичужки. Почуяли они, что из щелей тепло идет, и догадались мох да тряпицы вытаскивать, чтобы лапки отогреть. Синички, снегири и дятлы — все полюбили Бедину избушку. Больше других донимал один черный дятел. Прилетит и начнет носом в стену стучать: «Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!» От того стука у матери сердце замирало:
— Дятел на стене — недобрая примета. Это он гробик для дочки долбит. Иди, Федор, пристукни дятла!
Но Беде некогда было за дятлами гоняться, он для здоровых и больных детишек игрушки делал. Вот одним утром застучали в стену, словно долотом задолбили. Даже Матренка на постели встрепенулась и прислушалась:
— Тятька, слышишь? Другой, новый прилетел!
Вышел Федор Беда на улицу и видит: большущий черный дятел наполовину в бревно вдолбился, только хвост торчит. Подкрался он к дятлу, поймал и в избу принес.
— Подержи-ка его, дочка, а я краски погуще припасу!
Дятел был совсем черный, как ворон, только носик светлый, а глаза желтые. И нарисовал Федор Беда на голове у дятла красную шапку. А когда краска подсохла, открыл в окне подзоринку и выпустил дятла в окно на волю с веселой прибауткой:
