что говорят взрослые.
А так, чтобы шесть и сейчас, — Аська видела такое только в деревне! «Многодетные» — так это называется. Воспоминания о деревне заставляют Аську поежиться.
Каждый год ее вывозят туда, почти на целое лето. «Подышать свежим воздухом, отдохнуть на природе и полюбоваться прекрасными видами» — так мамочка говорит, расписывая знакомым прелести деревенской жизни. Большинство маминых подружек не разделяет ее энтузиазма.
— И что там может быть хорошего, на сто первом километре? — ехидничают они. — Давно уж нужно перебраться под Питер, в престижное место, ведь есть же у вас деньги!
— У нас не сто первый, а почти триста пятидесятый! — злится мамочка. Чистый воздух, просторы, не то что ваши шесть престижных соток! — не остается она в долгу.
— Что на сто первом, то и на триста пятидесятом, — не сдаются подружки. — Сама знаешь, какая там публика теперь!
Но мамочка только упрямо поджимает губы.
— Люди как люди, да и потом — я там людей не вижу, я пейзажи прекрасные пишу!
Это правда. Мамочка что ни день бродит с мольбертом, и пейзажи ее действительно прекрасны. Аська не знает, при чем тут сто один километр, но дача «поближе» — ее мечта. Вот у ее двоюродной сестрички Кары — дача настоящая: там есть с кем поиграть, есть где погулять, магазины, водопровод, кино, клуб. И ехать туда всего час, а Аське с мамой и бабушкой целых восемь часов приходится трястись в электричке!
Собираться «на дачу» (так бабушка и мама упорно называют деревню) начинают заранее. Бабушка — аж за два месяца. Она ходит по магазинам и «охотится» за дефицитом — консервами «Завтрак туриста» и «Сгущенное молоко». И еще — за маслом, мясом и колбасой. В деревне ничего нет, кроме черного хлеба и серых макарон: магазины пустуют. Закупленные впрок вкусности прячутся в холодильник, и на них можно только облизываться. За два дня до отъезда начинается настоящая суета. Пакуются одеяла, матрасы и белье. Все это сворачивается длинным кулем и крепко обвязывается веревкой. Затем конструкцию притаранивают к тележке. В старинную бабушкину плетеную корзину помещаются продукты, в сумку на колесах — консервы. А еще — чемодан с вещами, преимущественно теплыми: домик, который они снимают у старой хозяйки, очень ветхий, там сыро, холодно и пахнет плесенью и мышами. Да и погодка под Питером редко бывает жаркой. Аське даже игрушек не набрать: весь багаж приходится тащить на вокзал, потом пересадка с одной электрички на другую, потом суетливая высадка на нужном полустанке с высоченной платформы, а стоянка — всего одна минута! От станции — километр пешком до деревни… В общем, лишнего груза брать мама не позволяет. Аська всегда удивляется, как она, хрупкая, маленькая, такая изящная и элегантная в городе, в деревне враз превращается в кряжистого носильщика в рабочей бесформенной робе, и главное — с видимым удовольствием.
В городе (до вокзала, конечно) Он провожает, помогает тащить многочисленные кутули. Сам Он не ездит в деревню, не любит. В этом Аська с Ним тайно солидарна, она тоже не любит, только ей деваться некуда. А Он пол-лета будет тут отдыхать в одиночестве. Официальная версия — нужно заканчивать диссертацию. Для этого требуется тишина и покой. Жена, гордящаяся научными успехами мужа, радуется: «У тебя будут все условия! Может быть, в этом году ты наконец закончишь работу!» Аська угрюмо молчит. Закончит Он, как же. Который год уже. Теперь-то она знает, что делает Он вместо написания научных трудов… Но мамочке она ничего тогда не сказала. И никогда не скажет! Не хочется ее огорчать…
Первая ночь неизменно проходит на сырых простынях на коротком горбатом диванчике. А наутро, уже изнывая от скуки, Аська пытается в деревне поиграть с местными детьми. Днем-то еще ничего: их страшные и вечно пьяные родители на работе. Зато старые, скрюченные, черные бабки шаркают резиновыми калошами по двору, матерно ругаясь и шамкая беззубыми ртами. Горбатые, ужасно грязные и вонючие деды в нелепых допотопных кепках неизменно курят папиросы на завалинках, плюясь и сквернословя. Кажется, что они целый век уже торчат на скамеечках у палисадников, заросших лебедой, словно вырубленные из дерева замшелые идолища. Деревенские дети стариков своих не любят, но и не боятся. Самые маленькие кричат им всякие гадостные слова и смеясь убегают. Вослед им несется отборная брань — у старших словарный запас матюгов много богаче.
Впрочем, старики неизменно побеждают. У них в запасе целый арсенал: палки, хворостины, крапива, ухваты, ремни — да мало ли еще чем можно отходить неслухов, рано или поздно возвращающихся в дом, чтобы, как тут принято говорить, «пожрать». Картошка с молоком. Хлеб. Это — ежедневная немудреная еда. Колбасу и по праздникам тут не увидишь. Выловленные шалуны немедля отправляются на домашние работы: полоть огород, окучивать картошку, окапывать деревья, носить воду из колодца, качать младенцев, стирать белье, поливать огурцы, собирать ягоды, подметать полы, мыть посуду… Дел столько, что за сто лет не переделать. А еще сенокос! А еще чистка сараев! А утром корову выгнать! А вечером ее встретить и загнать в сарай к бабке — на дойку… С утра до ночи заняты деревенские детишки, на озеро искупаться — и то сходить некогда, не то что с Аськой, городской выскочкой, играть! Родители их возвращаются к вечеру, зачастую нетрезвые, но тоже принимаются колотиться по хозяйству, злобясь и ругаясь хриплыми грубыми голосами. Все женщины как одна — вечно беременные, беззубые, одеты в жуткие бесформенные грязнущие платья. Дети всех возрастов, оборванные, донашивают друг за другом одно и то же годами, вечно вымазанные бог знает в чем, худющие, бледные до синевы, с облупленными плечами и носами, всегда разбитыми коленками… Вши. Блохи от куриц и собак. Золотуха. Покосившиеся черные избы утопают в навозе, глине и грязной воде — летом в этих краях дождливо. В центре деревни — куча песка. На ней восседают самые маленькие, еще не говорящие ребятишки. Из одежды у них только распашонки и соски в беззубых ртах. Так и возят голыми попками по песку до самого ужина — за ними приходят старшие дети и растаскивают братиков и сестричек по домам.
А раньше вместо этой кучи песка стояла часовенка. Так бабушка говорит, и мамочка тоже помнит, как со всех окрестных деревень приходили к часовенке, когда она уже была недействующая, молодые и старые по вечерам на танцы. Подтягивались гармонисты в нарядных рубашках, бутылочных сапогах, залихватских кепках, неизменно украшенных крупным цветком. Девушки спешили занять место возле них и, чинно усевшись рядком, лузгали семечки. Молодежь плясала вечную кадриль, а старики развлекали друг друга и детей сказками да байками — и так уютно было плыть в этих молочно-белых, душных туманных вечерах… И пахла деревня тогда по-другому, не соляркой да навозом, — свежим хлебом, молоком, душистыми травами, крахмальными нарядными одежками, вытащенными из заветных сундуков. Девушки искали на танцах себе женихов, нарядные, в вышитых крестиком рубашках, венках, бусах и серьгах. Старый уклад, покой и радость. Где это все, куда делось? «Убили хозяина» — говорит бабушка загадочно. Но ничего не объясняет: «Потом сама все поймешь».
Может, и поймешь, там видно будет. Но вот чего точно Аське не понять в деревенской жизни — зачем такие бедняки заводят так много детей? Глядя, как дерутся местные ребятишки из-за ложки сгущенки, она ломает голову: как получается, что городские жители, у которых все есть, не хотят даже двух детей, а деревенские, которые на детей только и орут, — каждый год с приплодом?
Непостижимая загадка!
Сегодня вечером возвращается мамочка!! Аська ужас как соскучилась по ней! Во-первых, мамочка непременно привезет подарки! А подарки Аська ох как любит! Мамочка — великая мастерица и выдумщица. Даже если купит игрушку в магазине, то обязательно что-нибудь прибавит сделанное своими руками — или платье новое кукле сошьет, или крошечный букет цветов соорудит, а уж кукольные домики украшать с ней можно часами. Да что часами — неделями! И у мамочки никогда не кончается фантазия на новые выдумки. Даже здесь, за границей, где, казалось бы, в огромных стеклянных магазинах продается все на свете, мамочка умудряется выдумать что-нибудь новенькое. С мамочкой интересно все, даже самые простые и обыденные дела. А как здорово, когда она рисует, сидеть рядом за маленьким детским мольбертом и тоже рисовать натюрморты, пейзажи и обожаемые мамочкой цветочные букеты. Мама отходит — издали глянуть на свою работу — и Аська туда же. Мама правит нарисованное — и Аська старательно трет бумагу ластиком.
— Эй, полегче, дырку протрешь! — смеется мама.
Если мамочка заканчивает работу, то Аська моментально сворачивает кучей карандаши, краски, кисточки — все вперемешку — и бежит вслед за ней сломя голову. «Мамин хвостик» — бабушка говорит. А у
