неожиданной атаки буквально за несколько дней до окончательной победы Пауля над императором Шаддамом. Это горе заставляло их сомневаться. Врачи, правда, не находили каких-либо расстройств у Чани, но разве можно анализами и приборами измерить глубину и силу душевной боли?
Но у них все равно будет еще один сын. Они назовут его Лето, но это и накладывало тяжкие обязательства на них обоих, в особенности на Чани.
Они некоторое время стояли молча, вдыхая теплый ночной воздух, насыщенный дымом, гарью фейерверков и благовоний и запахом немытых тел. Внизу было так много людей, что их движение казалось беспорядочным броуновским движением бессмысленно стремящихся куда-то молекул. Паулю эта толпа казалась движущейся в бессознательном танце, истолковать который было так же трудно, как и многие его видения.
— Они с такой готовностью любят меня, когда я являю им свое величие, — сказал Пауль, обращаясь к Чани. — Не значит ли это, что, когда настанут тяжелые времена, они с такой же готовностью начнут меня ненавидеть?
— Они с такой же быстротой возненавидят любого на твоем месте, мой возлюбленный.
— Но честно ли это по отношению к козлу отпущения?
— Не стоит думать о честности, когда имеешь дело с козлом отпущения, — сказала Чани, указывая на беснующихся внизу фрименов.
Арракин разрастался вширь, повсюду, напирая друг на друга, теснились новые дома. Они строились по проверенным проектам, занимали территорию жаркой пустыни, и главным их достоинством была возможность максимально сохранять влагу. Были дома, горделиво (или, если угодно, глупо) выстроенные в полном противоречии с традициями. Тоскующие по родным планетам архитекторы строили здания, похожие на постройки их потерянной родины. Некоторые кварталы напоминали Паулю города Фарриса, большого Хайна, Зебулона и даже Кулата, планет столь бедных, скудных и нищих, что их обитателям Дюна казалась раем и землей обетованной.
Уитмор Бладд продолжал с рвением исполнять обязанности начальника проекта, надзирая за продолжавшимся возведением исполинского нового дворца, планы Бладда становились с каждым месяцем все грандиознее и грандиознее. Законченная часть нового дворца была уже больше, чем сожженная на Кайтэйне резиденция бывшего императора, а Бладд утверждал, что он только теперь по-настоящему приступил к строительству…
В императорские покои вошел Корба. Пауля неприятно удивила та легкость, с какой охрана пропустила его к монарху. Мало того, стражники согнулись в подобострастном ритуальном поклоне перед этим могущественным руководителем Кизарата. У Пауля не было никаких причин заподозрить в предательстве бывшего главу федайкинов — его преданность была выше подозрений, как и его рвение, — но Пауль не любил, когда к нему врываются так бесцеремонно.
— Корба, я тебя вызывал? — Резкость в голосе императора заставила Корбу остановиться.
— Если бы ты меня вызвал, то я оказался бы здесь еще скорее, Муад’Диб. — Корба искренне не понял причины раздражения императора.
— Мы с Чани наслаждаемся уединением. Ты же воспитывался в сиетче. Видимо, тебя забыли научить традиционному уважению к другим.
— В таком случае прошу прощения за вторжение. — Корба низко поклонился и торопливо высказал то, что заботило его в настоящий момент: — Прости, что я это говорю, но мне очень не нравится это публичное сборище. Люди отмечают праздник имперского календаря. Пора выбросить на свалку этот реликт империи.
— Сейчас идет 10 198 год эры Гильдии, Корба. Это летосчисление начинается годом основания Космической Гильдии. Эта дата не имеет никакого отношения ни к старой, ни к моей империи. Люди празднуют наступление нового года — это совершенно безвредный, но необходимый способ выпуска накопившейся энергии.
— Но мы должны начать новую эру — эру Муад’Диба, — убежденно произнес Корба, а затем высказал то, что, видимо, давно было у него в голове: — Я предлагаю начать летосчисление с того дня, когда ты сверг с трона Шаддама IV и уничтожил Дом Харконненов. Я уже посоветовался по этому поводу с несколькими учеными богословами. Они готовы провести соответствующую подготовку, выполнить нужные вычисления и внести астрономические поправки.
Пауль, к большому разочарованию Корбы, ответил решительным отказом.
— Но мы переживаем величайший момент истории. Нам надо обозначить его именно как таковой!
— Никто не может видеть истории в переживаемом им самим моменте. Если каждый император будет менять календарь, просто потому, что считает себя великим, то летосчисление будет меняться каждые сто лет.
— Но ты же Муад’Диб!
Пауль покачал головой.
— Я всего лишь человек. Только история определит меру моего величия.
«Или Ирулан», — подумал Пауль, но не сказал этого вслух.
В тот вечер они рано легли спать, но долго не могли уснуть. Чани нежно погладила Пауля по щеке.
— Ты чем-то озабочен, Усул?
— Я думаю.
— Ты всегда думаешь. Тебе надо отдохнуть.
— Когда я отдыхаю, то засыпаю и вижу сны… а они заставляют меня думать еще больше. — Он сел, отметив гладкость и прохладу дорогих простыней. Когда-то он хотел, чтобы в его покоях не было ничего, кроме традиционного фрименского ложа, но цивилизация проникла и сюда. Пауль опасался, что несмотря на самые лучшие намерения, несмотря на внушенные отцом понятия о чести, неограниченная власть со временем развратит его.
— Ты тревожишься о битвах, Усул? О сражениях с Торвальдом и его мятежниками? Но не тревожься, скоро все враги падут перед твоими армиями. Это неизбежно, ведь такова воля Господа.
Пауль задумчиво покачал головой.
— Следует ожидать, что часть народов поддержит Торвальда и одиннадцать союзных с ним аристократов. Мятежи всегда случаются в таких огромных и могущественных империях, как моя. Как солнце притягивает луну, так и Торвальд притягивает к себе более мелких правителей, но по мере того, как растет его влияние, сильнее сплачиваются мои сторонники. Долго Торвальд не удержится. Стилгар только что отправился на Бела Тегез, чтобы покончить там с гнездом мятежников. Я не сомневаюсь в нашей победе.
Чани пожала плечами, словно констатируя очевидное:
— Конечно, это же Стилгар.
Как это часто бывало, его солдаты проявят куда больше жестокости, чем диктует военная необходимость. Он воочию наблюдал это, участвуя в сражении за Эхкнот. Он уже освободил Гурни Халлека от обязанностей командующего и даровал ему бывшую планету Харконненов. Это поле битвы совершенно иного рода, и Гурни наверняка почувствует разницу. Он это заслужил.
Снова погладив Пауля по щеке, Чани продолжала:
— Ты чувствуешь груз ответственности за тех, кем управляешь, мой возлюбленный. Ты переживаешь смерть их близких, как смерть своих, но ты не должен ни на минуту забывать, что ты спас их всех. Ты — тот человек, которого мы так долго ждали. Ты — Лизан-аль-Гаиб. Ты — махди. Люди сражаются за тебя, потому что верят в то будущее, которое ты несешь с собой.
Да, и отец учил его пользоваться в случае необходимости слепой верой. Защитная миссия ордена Бене Гессерит повсюду насаждала суеверия и пророчества, и он, Пауль, использовал их к своей выгоде. Это был трюк, прием, орудие. Но в последнее время он стал замечать, что хвост начал вертеть собакой.
— Джихад живет теперь своей собственной жизнью. Когда в юности мне являлись видения, я знал, что священную войну не остановить, но я все же пытался изменить будущее, предотвратить вопиющее насилие. Но один человек не может остановить движение песков.
