Пауль сознательно позволил толпе бушевать на площади. Затем, пройдя сквозь увлажняющую занавеску, он подошел к перилам балкона, встав под палящими лучами желтого солнца. Толпа немедленно обратила к нему восторженные лица. Пауль выдержал долгую паузу. Он впитывал в себя волны эмоций, а зрители в это время должны были запечатлеть в сознании его образ. Крики усилились неимоверно, и Пауль поднял руки, призывая народ к тишине.

В наступившем молчании он мог бы говорить не повышая голоса, чтобы быть услышанным ему не потребовались бы даже усилители, укрепленные на балконе. Но Пауль возвысил голос и крикнул:

— Это мой суд!

Даже Бладд повернул голову и принялся смотреть на Пауля. Казалось, он бы отсалютовал императору, если бы его руки не были связаны за спиной.

Пауль решил не произносить длинной речи. Толпа уже знала, какое преступление было совершено и кто были его виновники.

— Я — Муад’Диб, я даю вам этот дар. — Он указал рукой на Бладда и других осужденных. — Это ваш суд.

Стражники сняли цепи с Бладда и остальных и со звонким тяжелым стуком бросили оковы на каменный помост. Зная, что будет дальше, стражники поспешили уйти. Сделав прощальный жест, Пауль скрылся в глубине балкона. Он словно умыл руки. Но он продолжал наблюдать из примыкавшего к балкону помещения.

Сначала толпа поколебалась. Люди не знали, что им надо делать, они не могли поверить в последние слова Муад’Диба. Двое осужденных попытались бежать. Бладд стоял на помосте, скрестив на груди руки, и ждал.

Толпа ринулась к эшафоту, сметая все на своем пути. Люди выли от злобы и отпихивали друг друга, чтобы первыми пробиться к осужденным злодеям. Пауль, едва сдерживая тошноту, смотрел, как озверевшие фанатики отрывают Бладду руки и ноги и разрывают на части остальных козлов отпущения.

Откуда-то появилась Чани и встала рядом с Паулем. Лицо ее было хмурым, глаза широко открыты, и в них была жестокость. Чани была по-фрименски кровожадна, она с удовольствием видела боль тех, кто пытался покуситься на нее или близких ей людей. Но даже она, посмотрев на происходящее, скривилась от отвращения.

Пауль точно знал, что он сотворил сегодня собственными руками. До сих пор, понуждаемый предзнанием, он использовал насилие для того, чтобы достичь благих целей. Насилие было эффективным и мощным инструментом. Но сейчас Паулю казалось, что скользкий инструмент выпал из его рук, и теперь насилие использовало его самого как свое орудие. Темная сторона души Пауля не знала, сможет ли остановить тот мутный поток, который хлынул по ее же воле. Да и захочет ли?

— Бойцы они неплохие, — признал башар Зум Гарон, глядя на группу подготовленных тлейлаксами гхола, выстроившихся на тренировочной площадке в Фалидеях. — Им, конечно, далеко до моих сардаукаров или федайкинов Муад’Диба, но я вижу, что навыки у них приличные. Император Шаддам, возможно, примет их на службу в свою тайную армию.

— Э-э, гм, — заговорил граф Фенринг, сидевший рядом с Марго на трибуне для зрителей в тренировочном зале, — вон тот, высокий, бородатый, превосходно парировал удар.

В зале находилось около сотни одетых в форму солдат, демонстрировавших свое умение владеть макетами разнообразного оружия, которое в тренировочных схватках оставляло на теле условные отметки — «ранен» или «убит». Солдаты дрались шпагами, мечами, станнерами, ножами, дротиками и копьями.

— А вот тот, в красном, хорошо атаковал противника, но, правда, слишком медленно, — сказала леди Марго.

Доктор Эребоом понимающе кивнул.

— Когда мы окончательно отшлифуем их мастерство, они не уступят ни федайкинам, ни сардаукарам, потому что исходный материал во всех трех случаях совершенно одинаков. Разум наших солдат ничего не помнит о прошлых жизнях, но зато тело помнит моторные навыки. Наши поисковые команды забирают клетки у убитых воинов и даже целые тела, если они пригодны для восстановления. У этих гхола такие же мышечные рефлексы и такой же потенциал, как у самых прославленных бойцов. Они и есть самые прославленные бойцы.

— Гм, я бы сказал, что любой солдат, не уцелевший в сражении, не может, э-э, по определению, считаться лучшим бойцом.

Ученый альбинос скорчил недовольную гримасу.

— Это лучшие из лучших, это те, кто не только безупречно владел боевыми искусствами, но и те, кто проявил храбрость на поле боя и мужественно пал. Эти восстановленные воины могут стать блестящей армией для императора Шаддама, армией, о которой ничего не знает Муад’Диб. Этих солдат нет ни в каких списках, имена их попросту больше не существуют. Если мы сумеем доставить их на Салусу Секундус, то можно считать, что они появятся там из воздуха.

Гарон серьезно кивнул.

— Я проинформирую императора о вашем предложении. Будучи гхола, никто из них не боится смерти. Да, они и в самом деле могут стать свирепыми неустрашимыми солдатами.

Несмотря на то что Фенринг давно испытывал отвращение ко всяческим схемам и интригам Шаддама, которые всегда заканчивались ничем, на этот раз граф был вынужден признать, что этот план был, пожалуй, более многообещающим, чем другие. Правда, Фенринг опасался, что бывший император так и не смог понять, какого ужасного врага он приобрел в лице Муад’Диба с его фанатичными армиями, коим было неведомо чувство самосохранения.

Граф и леди Фенринг четко знали, что их собственные планы относительно Мари имели куда больше шансов на успех, чем тяжеловесные прожекты Шаддама, желавшего вернуть себе императорскую власть. Даже будучи совсем крошкой, Мари сумела перехитрить и победить Талло. Тлейлаксы были сильно расстроены после катастрофы, но Фенрингам этот несостоятельный кандидат в Квисац-Хадерахи был совсем не нужен.

Да, успехи маленькой Мари были налицо.

В центре обширной площадки появился макет города: из пола поднялись фасады домов. Солдаты гхола разделились на два отряда — с красными и синими поясами, а затем оба отряда принялись сражаться друг с другом имитационным оружием. Бойцы дрались в полном молчании.

— Моя Мари может справиться с целым взводом таких вояк, — насмешливо произнес Фенринг. — Надо лучше их подготовить, доктор.

Эребоом издал недовольный возглас:

— У нее нет ни малейшего шанса устоять против такого количества тренированных солдат!

— Ничего, она устоит вопреки всем вашим шансам, — согласилась с мужем Марго. — Но сказать, что она сможет убить сотню солдат гхола — это все же непомерное хвастовство. Но я уверена, что с дюжиной она вполне справится.

— Да, — согласился с женой Фенринг, — пожалуй, она справится с двенадцатью — пятнадцатью.

Башар Гарон заволновался, услышав это предположение.

— Вот эта маленькая девочка? Против закаленных солдат? Да ведь ей не больше семи лет.