Что сквозь нее не лезет стебелек.Пока дитя готово разозлиться,Я — в лодку, и на весла приналег…Прощай! И я плыву без обещанийЕе любить и возвратиться к ней:Мне все и вся заменит мой дощаник,Что окунается от окуней…Но и в моем безлюдье есть людское,Куда бы я свой якорь ни бросал:Стремят крестьян на озеро ЧудскоеИх барж клокочущие паруса.Взъерошенная голова косматаИ взъерепененная борода.И вся река покрыта лаком «мата»,В котором Русь узнаешь без труда…1929
Тишь двоякая
Высокая стоит луна.Высокие стоят морозы.Далекие скрипят обозы.И кажется, что нам слышнаАрхангельская тишина.Она слышна, — она видна:В ней всхлипы клюквенной трясины,В ней хрусты снежной парусины,В ней тихих крыльев белизна —Архангельская тишина.
Бывают дни…
Бывают дни: я ненавижуСвою отчизну — мать свою.Бывают дни: ее нет ближе,Всем существом ее пою.Все, все в ней противоречиво,Двулико, двуедино в ней,И дева, верящая в дивоНадземное, — всего земней.Как снег — миндаль. Миндальны зимы.Гармошка — и колокола.Дни дымчаты. Прозрачны дымы.И вороны — и сокола.Слом Иверской часовни. Китеж.И ругань-мать, и ласка-мать…А вы-то тщитесь, вы хотитеШирококрайнюю объять!Я — русский сам и что я знаю?Я падаю. Я в небо рвусь.Я сам себя не понимаю,А сам я — вылитая Русь!Ночь под 1930-й год
