Наших веселых играющих пташек.В зарослях ветер лишь вереск теребит,Нет здесь — знакомых нам с детства — ромашек.Не закачается дружная стаяСолнышек желтых и луночек белых,Пахнут лишь капли смолы, нарастая,Ладан цветет в ветрохвойных пределах.Ландыш не глянет. Кукушка не стонетВ час, как везде — хороводами вёсны.Ветер песчинки мятелями гонит,Медью трезвонит сквозь дюнные сосны.Если б — «Ау!» — перекликнуться с лешим,С теми тенями, что век с нами юны…Грустные странники, чем себя тешим?Гусли нам — сосны, и ветки их — струны.Вся моя радость — к обветренным склонамГорько прильнуть, вспоминая и чая.Если б проснуться в лесу мне зеленом,Там, где кукует кукушка родная!6 сентября 1926
Колодец
Сполна принявши в сердце жало,С зарей прощаясь золотой,Голубоглазая упалаВ колодец с чистою водой.Колодец смертью был отравлен,Исчезла радость на пути.И людям властный знак был явленОт этой влаги отойти.Ветвей зеленая завесаСплелась над жуткою чертой.И тишь и чарованья лесаСошлись, колдуя, над водой.И плесень выросла вдоль сруба,Закраину укутал мох.Но ветер, мчась и воя грубо,Роняет здесь чуть слышный вздох.Устав с самим собой бороться,Узнав терзанию предел,Я был у этого колодцаИ поздней ночью в глубь глядел.Я ждал и думал там, усталый,За мшистый перевесясь край.И чей-то голос запоздалыйЗа лесом крикнул мне: «Прощай!»Но в этой тишине зеленойЖдал голубой я тишиныОт нежно серебрящей склоны,От голубеющей луны.
