Может быть, когда-нибудь ею заинтересуется наша дочь.
У. Э.: Мои дети, похоже, этим не интересуются. Сыну нравится, что у меня есть первое издание «Улисса» Джойса, а дочь часто рассматривает ботанический атлас Маттиоли[369] XVI века, и всё. Впрочем, я сам стал настоящим библиофилом только в пятьдесят лет.
Ж.-Ф. де Т.: Вы не боитесь воров?
Ж.-К. К.: Однажды у меня украли книгу, и не просто книгу, а первое издание «Философии в будуаре» де Сада. Мне кажется, я знаю, кто вор. Это случилось во время переезда. Я так ее и не нашел.
У. Э.: Тут не обошлось без человека, хорошо разбирающегося в этом деле. Самые опасные воры — это библиофилы, те, что берут только одну книгу. Продавцы книг в конце концов вычисляют этих клептоманов и сообщают о них своим коллегам. Нормальные воры не опасны для коллекционера. Представим, что несчастные взломщики решили выкрасть мою коллекцию. Им потребуется две ночи, чтобы сложить все книги в ящики, и грузовик, чтобы их вывезти.
Потом (если Арсен Люпен[370] не купит всю коллекцию оптом, спрятав ее в «полой игле»), букинисты дадут за нее копейки, причем только бессовестные торговцы, потому что и так ясно, что товар ворованный. Впрочем, каждый порядочный коллекционер на каждую редкую книгу заводит карточку, где описывает все изъяны и иные отличительные признаки, а в полиции есть отдел, специализирующийся на кражах произведений искусства и книг. В Италии, например, он работает очень эффективно, поскольку приобрел опыт еще в те времена, когда разыскивались произведения искусства, пропавшие во время войны. И наконец, если вор решит взять лишь три книги, он наверняка совершит ошибку, взяв книги самого большого формата или те, у которых самый красивый переплет, думая, что они самые дорогие, тогда как наиболее редкая книга может оказаться такой неприметной, что ее даже не заметишь.
Самую большую опасность представляет человек, специально посланный каким-нибудь сумасшедшим коллекционером, знающим, что у вас есть эта книга, и желающим заполучить ее во что бы то ни стало, даже ценой кражи. Но в этом случае вам надо быть обладателем «Folio» Шекспира 1623 года издания, иначе никто не пойдет на такой риск.
Ж.-К. К.: Вы знаете, что есть «антиквары», предлагающие каталоги старинной мебели, которая еще стоит в доме своего обладателя. Если вы заинтересовались, они организуют кражу, причем только этого предмета. Но в целом я присоединяюсь к тому, что вы сказали. Однажды меня обокрали. Воры взяли телевизор, радиоприемник и что-то еще, но ни одной книги. Они украли на десять тысяч евро, тогда как, взяв одну-единственную книгу, они могли уйти с суммой в пять или десять раз большей. Так что невежество нас бережет.
Ж.-Ф. де Т.: Мне кажется, каждый, кто собирает книги, где-то в глубине души обеспокоен мыслью о пожаре.
У. Э.: О, да! И по этой причине я плачу немалые деньги, чтобы застраховать свою коллекцию. Я неслучайно написал роман о библиотеке, гибнущей от пожара. Я постоянно опасаюсь, как бы мой дом не сгорел, — и теперь мне понятно почему. Над квартирой, где я жил с трех до десяти лет, располагалось жилище командира городской пожарной бригады. Очень часто, иногда по нескольку раз в неделю, среди ночи случался пожар, и пожарные с сиреной приезжали будить своего начальника. Я просыпался от топота сапог по лестнице. На следующий день его жена пересказывала моей матери все подробности трагедии… Теперь вы понимаете, почему все детство меня преследовала мысль о пожаре.
Ж.-Ф. де Т.: Я хотел бы вернуться к вопросу о том, что станется с вашими коллекциями, которые вы собирали с таким тщанием…
Ж.-К. К.: Могу предположить, что моя жена и дочери продадут мою коллекцию, целиком или частично, чтобы оплатить права наследства, например. Эта мысль не столь печальна, напротив: когда старинные книги возвращаются на рынок, они расходятся, отправляются в другие страны, делают кого-то счастливым, поддерживают страстную любовь к книгам. Вы, конечно, помните полковника Сиклса[371], богатого американского коллекционера, у которого было самое невероятное собрание французской литературы XIX–XX веков, какое только можно себе представить. Он еще при жизни продал свою коллекцию аукционному дому Друо. Продажа длилась две недели. Я встретился с ним после этой памятной сделки. Он ни о чем не жалел и даже гордился, что целых две недели держал в напряжении несколько сотен истинных ценителей.
У. Э.: Тема моя настолько необычна, что я точно не знаю, кого могла бы по- настоящему заинтересовать моя коллекция. Я бы не хотел, чтобы она в конце концов попала в руки какого- нибудь поклонника оккультных наук, который поневоле привяжется к ней, но по совсем другим причинам. Может, мою коллекцию купят китайцы? Я получил номер издаваемого в США журнала «Семиотика», посвященный семиотике в Китае. Мои работы цитируются там чаще, чем в наших специализированных изданиях. Может, когда-нибудь моя коллекция больше всех заинтересует китайских ученых, которые захотят разобраться в сумасбродствах Запада.
