— Вы свободны.

— Благодарю.

— Я могу подвезти вас до двери вашего дома.

— Премного благодарна. Но куда мне спешить? Я не так уж несчастлива здесь. Я выйду на свободу тогда, когда сама пожелаю. Передайте мою благодарность королю. Благодарю и вас!

Сбитый с толку ее учтивостью, Солиньяк поклонился и вышел.

Она шла домой без вещей. Ей хотелось вернуться пешком, чтобы полностью осознать, что она свободна.

— Почему Братство Святого Причастия так безжалостно ко мне? — спросила Анжелика у Мари-Агнессы, когда пришла попрощаться с ней. — Неужели они меньше грешат, чем я? Теперь, когда ты открыла мне глаза, мне легче будет избегать расставленных ими ловушек. Ведь именно мадам де Шуази передала мне приказ короля об изгнании меня из Фонтенбло. И лишь потом я узнала, что он ей этого не приказывал. Я чуть было не сделала страшную ошибку. Но чего я не могу понять, так это того, почему они так рьяно преследуют тех, кто не доставляет им никакого беспокойства.

— А что посоветовал тебе Солиньяк?

— Отправляться домой и вести примерный образ жизни, подальше от соблазнов двора.

— Так сделай все наоборот, по крайней мере, по первой части наставления. Сейчас же возвращайся в Версаль и постарайся увидеться с королем.

— Но если приказ исходил от него, то я рискую навлечь на себя его гнев.

— Ты можешь позволить себе этот риск, — запальчиво сказала Мари-Агнесса.

— Пожалуй, нет ни одного человека, который бы не знал, что король без ума от тебя, а его гнев — это проявление ревности. А мадам де Шуази и месье де Солиньяк стараются при каждом удобном случае распалить его гнев. Займи снова подобающее место. Говорю, что для короля ты — яблоко на верхушке яблони. Твоя добродетельность отвергла все его попытки овладеть тобой. Так неужели ты должна покинуть двор и жить так, как живут отверженные, без гроша в кармане? Тебя одурачили фанатики и король, ты лишилась всего!

— Твои рассуждения, Мари-Агнесса, удивляют меня. Ты считаешь меня дурой, и ты права. Если бы ты только была со мной рядом и помогала мне своими советами! Не могу понять, что привело тебя к кармелиткам?!

— Вспомни, Анжелика, у меня был ребенок. Я была матерью, и ты сама спасла меня от смерти. А что стало с моим ребенком? Ведь я оставила его колдунье ля Вуазин. Порой я думаю о его невинном маленьком тельце, моей плоти и крови, принесенном в жертву на алтарь дьявола тайными художниками Парижа. Я знаю, что они делают на своих тайных черных мессах. К ним приходят за помощью в делах любви. Одни хотят умертвить других или возвысить кого-нибудь. Я часто думаю о своем ребенке. Они пронзили его сердце длинными иглами, выпустили из него кровь и смешали ее с требухой, издеваясь над святым духом. И когда я вспоминаю об этом, думаю о том, что если бы мне нужно было сделать больше, чем просто уйти в монастырь, я сделала бы это.

Анжелика содрогнулась, припомнив этот разговор. Она шла по дороге, ведущей из монастыря. В Париже уже появились уличные фонари. Она раздумывала о том мире, в котором прожила долгие годы. Что же в конце концов победит: сила тьмы или света? Не падет ли небесный огонь на этот проклятый город, в котором не найдется ни единой чистой души?

Слова сестры, сказанные ею на прощанье, подняли в ее душе волну страха. Она ощущала угрозу со всех сторон.

В отеле дю Ботрэн ее встретила малочисленная прислуга. Большинство слуг разбежалось. По тому беспорядку и разрушению, которые встретили ее в доме, она смогла оценить силу королевского приказа и немилости…

Она спросила о Флоримоне. Барба сказала, что у них нет никаких известий о мальчике. Лишь известно, что в службе в Версале ему отказали и что он уже не паж.

— Ты уверена? — в ужасе спросила Анжелика. «Неужели они осмелились выместить зло и на Флоримоне?»

В отеле не было ни учителя фехтования Мальбрана, ни аббата де Ледигера. Исчезли и девицы Жиландон.

«Как же их много! Теперь я знаю, что именно эти распутницы предали меня!»

…Шарль-Анри смотрел на мать большими голубыми глазами. Ей захотелось усадить его на колени и приласкать, ибо теперь он являлся для нее самым ценным, что осталось у нее в этом мире. Но внезапно она почувствовала слабость. Ее собственное дитя стало вдруг причиной ее угнетенного состояния.

Вместо того, чтобы приласкать дитя, она предпочла закрыться у себя в комнате и приложиться к бутылке со сливовой настойкой, которая помогла ей пережить одиночество души и набраться сил для предстоящей борьбы.

Немного спустя, уже полупьяная, она опустилась на колени у кровати:

— О боже, если твой небесный огонь падет на этот город, пожалей меня… Помоги мне. Отнеси меня снова на те зеленые луга, где меня ждет моя любовь…

Версаль купался в ярком свете. Теплое дыхание апрельского дня окутывало дворец золотисто- розовой дымкой.

— Как хорош Версаль! — восхищалась Анжелика.

Настроение у нее поднялось, душевные муки остались позади. В Версале поневоле думалось о благодарности богу и королю, который выстроил это чудо.

И все же Анжелике пришлось удостовериться в том, что Солиньяк не обманул ее и здесь ее вовсе не ждали. Ей удалось отправить послание Бонтану, и когда он пришел на условленное место встречи у сквера, то подтвердил запрет короля.

— Несколько дней подряд король даже слышать не мог вашего имени, и мы даже боялись упоминать его при нем. Он очень обижен на вас, сударыня. И вы сами понимаете, за что.

— Не имею ни малейшего представления, Бонтан. А могу ли я повидать короля?

— Да вы в своем уме, сударыня?! Я же только что сказал, что король не хочет и слышать о вас!

— Но если бы он увидел меня, и если бы вы помогли мне в этом… Вы ведь знаете, что я добилась бы прощения.

Бонтан потер кончик носа и глубоко задумался. Он знал натуру своего хозяина лучше, чем исповедник, и знал, насколько далеко он может зайти, чтобы не вызвать недовольства короля.

— Хорошо, сударыня. Я попытаюсь убедить короля повидаться с вами. Тайно, разумеется. И если вы получите прощение, то он простит и меня.

Он посоветовал ей быть в гроте Тетис, ибо весь двор был в этот день на большом канале, где спускался на воду малый флот.

Грот Тетис был достопримечательностью Версаля, ибо был вырублен прямо в гранитном утесе, расположенном к северу от дворца.

Анжелика прошла через один из трех его входов. Солнечный луч золотил барельеф Аполлона, вдали журчали фонтаны. Анжелика вовсе не скучала, слушая эту музыку. Она опустила палец в кристально чистую воду. Она решила действовать по вдохновению. Но время шло, она начала беспокоиться.

«Если я сейчас поддамся панике, то я погибла», — сказала себе Анжелика.

Она вздохнула. Когда же она наконец обернулась, то тут же поднялась, увидев короля, и застыла как вкопанная, забыв о реверансе.

Король зашел в грот через потайную дверь, которая выходила на северную террасу и которой пользовались во время приемов. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Неужели вы не боитесь моего гнева, сударыня? Или вы не поняли того, что передал вам Солиньяк от моего имени? Или вы хотите скандала? Или мне нужно сообщить вам при свидетелях, что ваше присутствие при дворе нежелательно? Отвечайте! Я уже потерял всякое терпение! Отвечайте!

— Я хотела видеть вас, сир! — просто ответила Анжелика.

— Тогда почему вы так поступили? — спросил он почти печально. — Такая недостойная вас измена…