Она почувствовала неуверенность в своей красоте и чарах. Не быть любимой

— для женщины это чувство крайней неудовлетворенности. Она сознавала свою слабость — любить его и в то же время страстно желать причинить ему боль. В своей настойчивости она уже ставила его перед дилеммой: жениться на ней или навлечь гнев короля на семью дю Плесси. Он выбрал женитьбу, но не мог простить ей этого. По ее вине тот источник, из которого они оба могли бы утолять жажду, оказался замутненным. И руки, которые могли бы ласкать его, теперь повергали его в страх.

Анжелика рассматривала свои руки с чувством печали и сожаления.

— Что за темный уголок вы выбрали, моя прелесть, — раздался рядом с ней голос маркиза де Лозена.

Он склонился над ней.

— Где король ваших жертв? О, как холодны ваши лапки! Что вы делаете тут, на этой гладкой лестнице?

— Не знаю.

— Вы покинуты? С такими прелестными глазами? Какое преступление! Пойдемте со мной!

К ним присоединились еще несколько женщин, среди которых была мадам де Монтеспан.

— Месье де Лозен, мы всюду вас ищем. Пожалейте нас!

— Ах! Вам так легко разжалобить меня. Чем могу быть полезен?

— Возьмите нас с собой в отель. Король ведь разрешил вам построить собственный дом в этом замке. Здесь нам не разрешают даже ступать по плиткам, которыми вымощена передняя королевы.

— А разве вы не принадлежите к свите королевы, как мадам де Рур или мадам де Ариньи?

— Да, но наши помещения испорчены художниками. Там везде Юпитеры и Меркурии. Боги преследуют нас.

— Поздравляю вас, я беру вас к себе в отель.

Они вошли в густой туман, пропитанный запахом леса. Лозен позвал лакея и повел женщин вниз по холму.

— Вот мы и пришли, — сказал он, остановившись перед кучей белых камней.

— Что это такое?

— Мой отель. Вы совершенно правы в том, что король разрешил мне построить отель, но еще не заложены даже первые кирпичи.

— Вы не слишком остроумны, — прошептала Атенаис де Монтеспан, клокоча от ярости.

Анжелика подумала, что де Монтеспан осталась на ночь во дворце.

— Осторожно, не оступитесь, — предупредил ее де Лозен. — Здесь накопано много ям.

Мадам де Монтеспан пошла прочь, но, несколько раз споткнувшись, оступилась и вывихнула лодыжку. Она тут же разразилась бранью и всю дорогу обратно через плечо честила маркиза, который сопровождал их.

Лозен рассмеялся еще раз, когда маркиз де Лавальер, проходивший мимо, крикнул ему, что он опоздает к «ночной рубашке». Король направился в спальню, и дворяне должны были присутствовать при том, как слуга передает ночную рубашку главному камердинеру, а тот понесет ее его величеству.

Маркиз де Лозен все же невежливо покинул дам, но прежде снова предложил им свое гостеприимство, но уже в своей спальной комнате, которая, по его словам, была «совсем недалеко отсюда».

Четыре молодые женщины в сопровождении Жавотты вернулись в переполненную танцевальную залу, где, по словам де Монтеспан, «пол трещал под их весом». После долгих поисков они нашли маленькую низенькую дверь с надписью «Оставлено для маркиза де Лозена».

— Счастливый Пегилен, — вздохнула де Монтеспан. — Не беда, что он величайший шут, зато у короля ходит в любимчиках. Но если отбросить это, то он самая посредственная личность.

— Но зато другие его качества компенсируют это, — сказала мадам де Рур. — Он очень остроумен, и в нем есть нечто такое, что заставляет женщин, которые хоть раз с ним были, предпочитать его другим мужчинам.

Таково же было мнение юной мадам де Рокелер, которую они нашли в спальне почти раздетую. Ее служанка только что помогла ей надеть ночную рубашку. После минутного замешательства она нашла в себе силы сказать, что если месье де Лозен пригласил сюда своих друзей, то она должна хорошо их встретить.

Мадам де Рур была в восхищении. Она уже давно подозревала, что де Рокелер была любовницей Пегилена, а теперь представился случай самой удостовериться в этом.

Комната была лишь немного шире окна, которое выходило в лес. Кровать с занавесями, только что приготовленная слугами, занимала комнату почти целиком. Когда они вошли в помещение, свободного места почти не осталось.

В камине весело потрескивал огонь, и в комнате было тепло.

— Ax, — сказала де Монтеспан, снимая грязные туфли, — давайте избавляться от последствий этой проклятой шутки Пегилена.

Она стащила испачканные грязью чулки, и ее подруги последовали ее примеру. Все четверо сели прямо на пол и вытянули ноги к камину.

Вернулся де Лозен в сопровождении друга. Де Лозев и мадам де Рокелер отправились в кровать. Занавески задернулись, и никто больше не обращал на них внимания.

Мысли Анжелики вновь вернулись к Филиппу. Как ей избежать его мести и спасти свое будущее, которого она так добивается?

Уже день прошел со времени гнусной выходки Филиппа, которую он начал с того, что забрал у нее все экипажи, а затем заключил ее в монастырь! А если его бесчеловечность дойдет до издевательства над Флоримоном и Кантором, то сможет ли она защитить их? По счастью, сейчас мальчики были в безопасности в Монтелу, где росли крепкими и здоровыми…

Огонь разгорался.

Анжелика попросила Жавотту передать ей пару каминных задвижек из искусно разукрашенного перламутра. Одну из них она сразу предложила мадам де Монтеспан, которая с восхищением рассматривала ее дорожную сумку из красной кожи, отделанную белой каймой и оправленную в золото. Внутри, в разных отделениях, лежали ночник из слоновой кости, сумочка из черного бархата с десятью восковыми свечами, два маленьких зеркальца и одно большое, овальное, украшенное жемчугом, золотой ящичек с тремя гребнями и еще один для щеточек. Эти последние были подлинными произведениями искусства, они были сделаны из черепахового панциря.

— Они сделаны из панциря черепах, обитающих в тропических морях, — сказала Анжелика. — Терпеть не могу роговых.

— Да, — завистливо вздохнула мадам де Монтеспан, — чего только я не дала бы за эти прелестные вещички. И у меня могли бы быть такие, если бы я не заложила свои драгоценности в уплату карточных долгов. Но не сделай я этого, я не посмела бы сегодня появиться в Версале.

— А разве вы не были назначены фрейлиной королевы? Это должно было давать вам дополнительные доходы.

— Фу, какие мелочи! Одна моя одежда стоит в два раза дороже. Я потратила две тысячи ливров на костюм для балета «Орфей», который был поставлен в Сен-Жермене. Я была нимфой весны. Король, конечно, был Орфеем. Он открывал танцы в паре со мной.

— Все говорили о том внимании, которое вам оказывал король, — заметила Анжелика.

Неприязнь де Монтеспан начала понемногу исчезать. Она завидовала обаянию Анжелики, хотя и ее красота выглядела впечатляюще. Обе они происходили из хороших семей Пуату. И вместе с тем Атенаис де Монтеспан считала, что Анжелика стоит ниже ее.

Анжелика, в свою очередь, чувствовала, как очарователен был разговор маркизы, о чем бы она ни говорила. Ее красноречие, в котором природа и искусство были удачно скомбинированы так, что даже циничные темы вызывали восхищение присутствующих, а это был талант, присущий всей ее родне, то, что называли «стилем Мортемаров».

Семья Мортемар де Рошешуа была выдающейся. Анжелика де Сансе, знавшая все родословные Пуату, была под впечатлением традиций, которыми славился этот дом.

Давным-давно Эдуард Английский был женат на одной из дочерей Мортемар. А у нынешнего герцога де