Я бросился навстречу, преодолев расстояние двумя большими шагами. Мураками среагировал мгновенно, отпустил поводок и поднял руки, чтобы защитить верхнюю часть туловища и голову.

У него хорошо тренированная реакция, и я был к ней готов. Игнорируя пса, который в данный момент не был главной угрозой, я резко присел, замахнулся правой рукой и выбросил ее вперед, как при теннисном ударе. Телескопическая дубинка раскрылась, и когда ее удар пришелся Мураками по лодыжке, в ней уже были положенные двадцать шесть дюймов. Удар стали по его лодыжке — одно из лучших ощущений, которые я когда-либо испытывал. Промахнись я, и через несколько секунд меня бы уже не стало.

Но я не промахнулся. Я почувствовал, как сталь дубинки разнесла вдребезги кость, и услышал рев Мураками. В следующую долю секунды все, что я видел, — это был белый пес, летящий на меня как крылатая ракета.

Мне удалось поднять левую руку перед собой, защищая горло. Пес подпрыгнул и вцепился в нее чуть повыше запястья. Взрыв боли. Сила удара отбросила меня назад.

Я знал, что, если упаду на спину и зверюга окажется сверху, команде уборщиков потом не останется даже частей тела. Частично инстинктивно, частично благодаря опыту в дзюдо, я использовал нашу общую инерцию, перекувырнулся вместе с собакой назад, и мы оказались в полуприседе друг напротив друга. Пес все еще висел у меня на руке, вцепившись мертвой хваткой, как его и тренировали, рыча и мотая головой из стороны в сторону. Я уже не чувствовал руки.

Я попытался поднять дубинку и ударить тварь по голове, однако не смог. Пес скреб когтями по тротуару, пытаясь найти опору, чтобы опрокинуть меня на спину.

Я выпустил дубинку и здоровой рукой потянулся, чтобы ухватить его за яйца. Зверь увернулся влево, вправо, понимая, что я собираюсь сделать. Но я все же нашел их. Ухватился за эту псиную упаковку и дернул вниз так сильно, как ничего и никогда в жизни не дергал. Челюсти ослабли, и я рывком высвободил руку.

Я вскочил на ноги. Пес несколько секунд корчился от боли, потом поднялся на лапы. Он рычал и смотрел на меня налитыми кровью глазами.

Я посмотрел на свою левую руку. Ладонь сомкнулась на баллончике с газом с решимостью трупного окоченения. Чудовищная сила челюстей зверя, наверное, вызвала спазм сухожилий.

Мышцы пса напряглись. Я перехватил баллончик в здоровую руку. Пес прыгнул. Я повернул баллончик в его сторону и нажал на кнопку распылителя.

Раздался приятный звук выходящего под давлением газа, красное облачко попало зверю прямо в морду. По инерции питбуль ударился об меня и свалил на спину, но теперь он уже не нападал, а дергался и скулил. Ударом я сбросил его с себя и поднялся на ноги.

Пес корчился на земле, яростно терся мордой об асфальт, как будто хотел стереть вещество, ставшее причиной его страданий. Я поднес баллончик ближе. Когда зверь повернул ко мне хрипящую морду, я прицелился ему прямо в нос и нажал кнопку. Густое облако вылетело из распылителя, который тут же, неожиданно, умер — его содержимое иссякло.

Но того, что было, хватило. Тело пса свело судорогой, отчего его вид по сравнению с тем, как его недавно крутило, стал даже игривее — как будто он потягивался. Экстракт стручкового перца обычно несмертелен, но думаю, что концентрированную дозу, такую, что досталась этому псу, можно считать исключением.

Я обернулся к Мураками. Тот стоял на ногах, но весь вес перенес с раненой ноги. В правой руке у него был «кершо», он держал его близко к себе.

Я посмотрел на землю и заметил дубинку. Подняв ее здоровой рукой, направился к Мураками. Левая рука висела плетью.

Из глубины его груди раздавалось рычание, немногим отличающееся от рычания его пса.

Я осторожно двигался кругами, вынуждая Мураками принять мой темп, проверяя степень его мобильности. Я знал, что удар по лодыжке был действенным. Но я также знал, что противник может и преувеличивать величину ущерба, чтобы вынудить меня неправильно распределить силы и попытаться покончить с ним слишком быстро. Если ему удастся выхватить у меня дубинку или как-то иначе пробить мою защиту, его нож и две здоровые руки решат дело.

Поэтому я не торопился. Делал обманные выпады дубинкой. Слева, потом справа. Я кружился поближе к руке с ножом, чтобы Мураками было труднее схватить что-нибудь свободной рукой, старался вынудить его двигаться и наступать на больную ногу.

Я дал ему привыкнуть к ложным выпадам слева-справа. Потом провел один прямой удар, целясь сталью прямо в лицо и шею. Мураками парировал его свободной рукой, стараясь схватить дубинку, но я был готов к этому и вовремя отдернул оружие. Затем, так же неожиданно, я слева врезал ему по черепу.

Мураками упал на одно колено, но я не стал торопиться. Интуиция говорила мне, что он блефует, снова пытаясь заманить меня ближе, чтобы нейтрализовать преимущество, которое мне давала длина дубинки.

С той стороны головы, куда пришелся мой удар, текла кровь. Мураками посмотрел на меня, и я увидел, как по его лицу пролетела мимолетная тень страха, как порыв ветра с дождем. Его хитрости не сработали, и он понял это. Мураками знал, что я буду изматывать его осторожно, методично, что я не допущу никаких глупостей, которыми он мог бы воспользоваться.

Его единственным шансом мог стать только какой-нибудь отчаянный шаг. Я кружился вокруг и ждал этого шага.

Я позволил Мураками немного приблизиться, настолько, чтобы у него появилась надежда. Я делал ложные движения и имитировал приемы, вынуждая его напрягать лодыжку. Он часто и тяжело дышал.

Наконец с громким «кия!» Мураками бросился на меня, свободной рукой пытаясь ухватить за рукав куртки, чтобы насадить меня на нож.

Лодыжка сковала его движения.

Я сделал резкое движение назад и вбок и опустил дубинку ему на предплечье. Я пожертвовал силой в пользу точности и быстроты, но все же это был солидный удар. Мураками застонал от боли, и я сделал еще два шага назад, чтобы определить ущерб. Он прижимал поврежденную руку к груди и смотрел на меня. Он улыбался.

— Давай, — произнес Мураками. — Я здесь. Кончай меня. Не бойся.

Я снова пошел кругами. Его язвительные замечания ничто для меня.

— Твой друг кричал, пока летел вниз, — сказал он. — Он…

Одним шагом я сократил дистанцию и ударил его дубинкой по горлу. Мураками поднял раненую руку в попытке схватить мое оружие, но я уже отвел его. Тем же движением, но изменив уровень — присев на корточки, — я снова ударил его дубинкой по ноге. Он закричал и упал на колени.

Я зашел Мураками за спину, вне досягаемости любого его выпада.

— Он кричал вот так? — прорычал я, как топором ударяя его дубинкой по голове.

Мураками повалился на бок, потом попытался восстановить равновесие. Я снова опустил дубинку. И снова. Потоки крови стекали с его черепа. Я понял, что кричу. Не знаю что.

Я наносил удары до тех пор, пока рука и плечо не заболели. Потом сделал шаг назад и упал на колени, хватая ртом воздух. Посмотрел на пса. Он не двигался.

Я подождал несколько секунд, пока не восстановил дыхание. Попытался сложить дубинку, но не смог. Посмотрел на нее и понял почему. Ровная стальная дубинка от того, что я сделал с Мураками, деформировалась и приняла вид лука.

Господи! Я встал и оттащил тело Мураками в тень, под навес, рядом с тем, что осталось от его дружка. Тащить его одной рукой было чертовски трудно, но я справился. С собакой было легче. Потом достал сотовые телефоны, протер их и выбросил. То же самое с очками. Последней стала дубинка. Я не хотел, чтобы меня обнаружили бредущим с двадцатишестидюймовым орудием убийства, согнутым в форме черепа одной из жертв. Стянув с себя кожаную куртку, я бросил ее сверху на эту кучу.

В некоторых из ведер, расставленных под навесом, собралась дождевая вода. Я постарался смыть кровь, по крайней мере сделать ее менее заметной. Закончив, стер с ведер отпечатки.

Последняя остановка была перед домом, там, где я нашел сигарету, которую выплюнул перед тем, как расправиться со вторым телохранителем. Я загасил ее, а окурок положил в карман.