Я не подал вида, что это меня насторожило. Сотовый телефон, который намного меньше пистолета, лежал у меня в кармане. Я пожал плечами.

Кивком Мураками показал в сторону двери:

— Выйдем.

Мой пульс участился, однако голос оставался спокойным.

— Конечно, — ответил я. — Только схожу помочусь. — И прошел через зал в туалет.

Я был уже так нашпигован адреналином, что не смог бы помочиться, даже если бы очень хотел, но это и не было моей целью.

Я искал какое-нибудь подручное средство. Позвоню Тацу, когда найду его. Может быть, какой-нибудь стиральный порошок, чтобы швырнуть в глаза, ручку от швабры, из которой можно сделать импровизированную дубинку. Все, что угодно, если это изменит сложившееся опасное неравенство.

Мои глаза обшарили помещение — ничего, кроме жидкого мыла. Если швабра и есть, то ее держат в другом помещении.

Ты должен был об этом позаботиться раньше. Идиот! Болван!

Только одно. Медный стопор, привинченный к полу позади двери. Я присел на колени и попытался повернуть его. Слишком близко к полу, чтобы обхватить рукой. И еще его покрывает слоев десять краски — похоже, ему столько же лет, сколько и самому зданию. Он даже не сдвинулся.

— Черт! — выдохнул я.

Можно ударить по стопору каблуком, но так я пробью стенку.

Вместо этого я попробовал нажать ладонью с одной стороны, потом с другой. Вверх, вниз. Влево, вправо. Я раскачивал его, но без толку. Проклятие, слишком долго.

Я зажал стопор между указательными и большими пальцами обеих рук сильно, как только мог, и попробовал крутить против часовой стрелки. Секунду я думал, что пальцы проскальзывают, но потом понял, что штуковина повернулась.

Я выкрутил ее и встал как раз, когда дверь туалета распахнулась. Один из телохранителей смерил меня взглядом.

— Все нормально? — спросил он, держа дверь открытой.

Я зажал стопор в ладони.

— Только вымою руки. Сейчас иду.

Он кивнул и вышел. Дверь за ним закрылась, и я сунул стопор в правый передний карман.

Разумеется, я не знал наверняка, чего они от меня хотят. Мураками мог прийти сюда, просто чтобы поговорить о том, что он имел в виду в «Розе Дамаска». Но это не важно. Важно заранее воспринимать факты. Большинство людей не хотят верить в то, что преступление или засада, или что угодно с применением насилия действительно может произойти. На каком-то уровне они знают об этом, однако отказываются признаться себе, пока доказательства не заставят их поверить. А тогда что-либо делать уже поздно.

Случись мне заблуждаться, мое заблуждение всегда склоняется в худшую сторону. Если я не прав, я всегда могу принести извинения. Или послать цветы. В противном случае цветы принесут мне.

Выходя, я достал сотовый и нажал клавишу быстрого набора. Первое, что я заметил, — спортзал опустел. Только Мураками и двое его громил стояли между мной и выходом. Недалеко от него валялась моя сумка. Я не видел пистолета — видимо, они не догадались открыть сумку во время моего краткого отсутствия.

— Что случилось? — спросил я будничным тоном.

— Все хорошо, — ответил Мураками, и все трое начали двигаться в мою сторону. — Мы просто попросили остальных выйти, чтобы мы могли спокойно пообщаться.

— А, хорошо. — Я достал сотовый. — Мне только нужно быстренько позвонить.

— Позже, — сказал он.

Я надеялся, что Тацу со своими людьми уже близко. Они должны быть прямо за углом, если только они действительно смогут что-то для меня сделать.

— Вы уверены? — спросил я, глядя на Мураками. — Это займет всего минуту.

— Позже, — повторил он. Телохранители стали у него по флангам.

Я взглянул на телефон и увидел, что связь установлена.

— Ладно.

Я пожал плечами. Положил руки в карманы, телефон в левой, в правой дверной стопор. Подожду, пока они не подойдут на расстояние удара.

Но они остановились, не дойдя до этой границы. Я недоуменно смотрел на них, как бы говоря: «Эй, парни, что, собственно, происходит?»

Мураками довольно долго сверлил меня взглядом. А когда заговорил, голос его был похож на низкий рык.

— У нас проблема.

— Проблема?

— Ага. Проблема в том, что твое имя не Араи. Ты Рейн.

Глаза мои испуганно забегали с лица на лицо, потом на дверь, потом снова на них. Мне хотелось, чтобы они подумали, будто я хочу слинять. Я бы так и сделал, если бы мог.

— Держите его, — приказал Мураками.

Тот, что был слева, сделал рывок. Я был готов. Мои руки уже освободились из карманов, я выбросил вперед левое предплечье, как будто чтобы блокировать его. Громила ухватил наживку, вцепился в предплечье обеими руками, чтобы обездвижить его, пока его партнер наступал справа. Змеиным движением я вывернул ту руку, которую телохранитель хотел удержать, капканом вцепился в его запястье, используя как опору перед броском. Это сковало его, он уже не мог двинуться в противоположную сторону, как не мог и среагировать, чтобы не дать мне сократить расстояние. А дверной стопор был уже зажат в моем кулаке, винт торчал между указательным и средним пальцами самым зловещим кольцом-печаткой в мире.

Я хлестко врезал по его обездвиженной руке, потом вверх — в шею, целя как раз пониже линии челюсти. Я не собирался наносить слишком сильный удар. Требовалась точность, а с этим все оказалось в порядке. Острие погрузилось в плоть как гиподермический штопор, и до того, как парню удалось вывернуться, я еще раз воткнул оружие и выдернул его. Бедолага взвизгнул и отскочил в сторону, инстинктивно закрыв рукой образовавшуюся рану. Кровь, пульсируя, вырывалась из-под его пальцев, из чего я понял, что пробил сонную артерию.

Телохранитель издал ужасный булькающий звук и рухнул, так и не отпустив рану, однако кровь продолжала литься ручьем. Я снова развернулся вправо. Его приятель резко остановился, не понимая, что только что произошло, в шоке от обилия крови. Я перехватил стопор большим и указательным пальцами, на манер ножа, и стал размахивать им в этаком голливудском стиле, полностью вытянув руку так, чтобы оружие находилось достаточно далеко от меня.

Когда телохранитель понял, что я держу не нож, он сделал попытку вырвать у меня из руки этот предмет. Я дал ему ухватить меня за запястье, потом сделал движение, будто намереваясь высвободиться. Он сгруппировался против моего усилия, перенес тяжесть на переднюю ногу, сосредоточив внимание на моем оружии. Я оторвал правую ногу от пола и ударил его в колено. В последний момент он заметил ее и попытался увернуться, но слишком много веса было переложено на эту ногу. Колено с хрустом сломалось, и телохранитель с пронзительным криком рухнул на пол.

Мураками продолжал стоять между мной и дверью. Он спокойно смотрел на двух упавших: один из них вопил и корчился от боли, второй сидел, крепко вцепившись в пульсирующую кровью шею карикатурным жестом умирающего клоуна. Потом поднял взгляд на меня. Улыбнулся, продемонстрировав фарфоровые зубы.

— Ты хорош, — сказал он. — По виду не скажешь, но хорош.

— Твоему другу нужен врач, — ответил я, тяжело дыша. — Если не оказать ему нужную помощь, он через пять минут истечет кровью, а может быть, и быстрее.

Мураками повел бровями:

— Думаешь, после этого он мне нужен как телохранитель? Если он не умрет, я сам его прикончу.