секретности. «Мы тоже не грешили излишней открытостью», — признается Фридман. Шесть последующих месяцев он сам и его сотрудники провели, скрупулезно уточняя детали, касающиеся ob-гена и его мутаций. Они выстроили точную последовательность пар оснований и обнаружили, что в ob-гене закодирована информация о белке, состоящем из 167 аминокислот, и локализовашг его человеческий аналог — слегка отличающуюся версию, которую назвали ob. Они выяснили, что мутация ob2j образовывалась из-за изменения в одной-единственной паре оснований: при замене тимина цитозином. Именно эта пичтоясная на первый взгляд трансформация превращала нормальную во всех других отношениях мышь в тяжеловесную ob.

Вскоре Дуг Колеман нанес очередной визит в Университет Рокфеллера, и Фридман поделился с ним новыми данными, когда они втроем с Руди Лейблом в прекрасном расположении духа направлялись перекусить в немецкий ресторан. Предоставим слово Колеману: «Казалось, Джеффри летит по воздуху. Он рассказал мне про обнаружение ob, но попросил не особенно об этом распространяться, потому что беспокоился о сохранении приоритета. Я был несколько удивлен. Мне казалось и кажется, что подобную информацию следовало как можно быстрее донести до всех и каждого, а не хранить за семью печатями. Дело ведь не в первенстве, а в возможности помочь людям. Мир должен знать о таких открытиях».

Обложка журнала «Нейчер» за 1 декабря 1994 г. анонсировала опубликованную на страницах этого номера статью «Позиционное клонирование мышиного гена ожирения и его человеческого гомолога». Днем раньше Джефф зарегистрировал патент на открытие. На обложке красовалась цветная фотография лабораторных весов, на одной чаше которых сидела тучная мышь, а на другой — обычная. Первая явно перевешивала. Фридман был указан как заглавный автор статьи, на втором месте стояло имя И-ин Чзан, далее шли Проэнца, Маффеи и два лабораторных техника. В примечании после статьи петитом указывалось, что «полезную помощь на ранних стадиях работы» оказали Лейбл, Бахари — и Лили, которая в исследованиях вовсе не участвовала, но зато была невестой Джеффа.

Руди шокировало такое распределение ролей. Он трудился над генетической картой, добыл львиную долю грантов, был мозговым центром проекта, пять лет вместе с Натаном Бахари сплачивал группу — и вот вам благодарность. «Разумеется, имелись все основания предполагать, что наши с Натаном имена будут фигурировать в основном тексте, — пожимает он плечами. — Столкнувшись с обратным, я, конечно, был весьма болезненно задет». Лейбл и Бахари считают: Фридман аттестовал их полезными помощниками «на ранних стадиях работы» вполне обдуманно и осознанно, отодвигая коллег от получения кредитов и возможной престижной премии за открытие.

«Вы совместно работаете над одиннадцатью главами книги, а потом перестаете быть соавтором, потому что не принимали участия в написании последней, двенадцатой», — иронически обрисовывает ситуацию Бахари.

Теперь ему стала понятна и подоплека странной истории с публикацией в 1993 г. статьи о результатах микропрепарирования. Фридман написал ее сам, указал Натана как основного автора и без его ведома напечатал работу в незначительном и малотиражном научном журнале. Тогда Бахари воспринял это как дружескую услугу. «Хотя, — признает он, — было не очень понятно, зачем понадобилась отдельная публикация о технике экспериментов, когда мы столь близки к фундаментальному открытию. Но Джефф объяснил, что так будет лучше для меня же. По прошествии времени стало очевидно: единственный смысл публикации — устранить серьезное упоминание моего имени из итогового отчета о поисках ob-гена. Поступок, мягко говоря, не совсем джентльменский».

Итак, напечатав еще до полного завершения проекта статью о виртуозном искусстве Бахари, Фридман получил возможность не включать детальное описание микропрепарирования в окончательный документ и таким образом удалить Натана из списка титульных участников обнаружения ob- гена, чтобы делить славу и дальнейшее финансирование с меньшим числом лиц.

Чзан тоже уверена, что Лейбл и Бахари по справедливости должны были бы считаться соавторами открытия. Кроме того, она рассказывает, как Фридман — из тех же, видимо, соображений — постарался приуменьшить и ее роль в общем деле. На завершающей стадии работы он передал задуманный и подготовленный И-ин эксперимент другому, лишь недавно привлеченному в лабораторию сотруднику и стал абсолютным лидером по длительности пребывания в проекте. «Джефф повел себя так, словно я тут вообще ни при чем. После того как ген клонирован, остаются еще некоторые опыты, уточняющие и развивающие открытие. План одного из них уже давно сложился у меня в голове, и Фридман обещал поручить его осуществление мне. Но не сдержал слова».

Исполнителем эксперимента, который намеревалась провести Чзан, стал аспирант Джерри Халаас, буквально только что подписавший контракт с лабораторией. Вообще-то он должен был работать над обнаружением рецептора для ob-белка, чтобы затем локализовать его в мышином геноме, в чем и состояла суть докторской диссертации, которую готовил Джерри. Однако для начала ему неожиданно досталась задумка И-ин: окончательная проверка того, что гормон насыщения действительно продуцируется новооткрытым геном и регулирует массу тела у живых организмов. Справедливости ради добавим: Халаас великолепно справился с поставленной задачей.

Однажды при встрече биолог Роже Гиймен (Гиллемен), нобелевский лауреат, подал Фридману идею переименовать ген ожирения в лепто (от греческого leptos — «худой»). Это окажется совершенно верным, если, как и предполагается, грызуны становятся толстыми при отсутствии правильно функционирующей его копии, сказал Роже. Фридман чуть-чуть видоизменил мысль Гиймена и окрестил лептином продукт ob-гена. Все надеялись, что лептин будет функционировать как ингибитор аппетита у людей. Но первым делом надо было проверить это на мышах.

Даже организм нормальных во всех отношениях грызунов продуцирует очень небольшое количество лептина, а чтобы проверить действие вещества, требовались значительные его запасы. Фридман пригласил в Университет Рокфеллера Стивена Берли из Медицинского института Говарда Хьюза.

Тот намеревался выработать достаточное количество гормона при помощи бактерий Е. Coli. Задача трудноразрешимая. Жизнеспособность таких белков, как лептин, зависит не только от химической структуры, но и от определенной топологии: они должны быть скручены особенным образом. Бактерия же Е. Coli продуцирует только гормоны неактивной — развернутой или неправильно скрученной — формы. Берли предстояло, выделив чистый лептин, найти способ его активации. Стивену и еще двум высококвалифицированным сотрудникам потребовалось 60 дней неустанных трудов, чтобы решить проблему закручивания белка и получить достаточное для проведения опытов количество активного материала.

Халаас ввел только что синтезированный лептин мышам с ob- и db-мутацией, а также контрольным, немутированным грызунам. К общему удовлетворению, белок функционировал согласно теории Колемана: на db-мышей инъекция не подействовала никак, ob-мыши значительно похудели, а нормальные потеряли все запасы жира. Предположение блистательно подтвердилось: фактором насыщения оказался лептин! И удивительное дело, в отличие от посаженных на голодный паек грызунов или голодающих людей, мыши, накачанные им, оставались здоровы и мускулисты. Они лишились жира, но их мышечная масса полностью сохранилась. Вскоре несколько других лабораторий повторили эксперимент и получили идентичные результаты. Лептин окончательно обрел статус не просто гормона насыщения, но и воплощенной мечты толстого человека. Фридман нашел золотую жилу.

Открытие произвело небывалую сенсацию. Коммутатор Университета Рокфеллера раскалился от телефонных звонков. Целые толпы стремились стать волонтерами в испытаниях лептина на человеке. Обозреватель по вопросам питания Джеффри Стейнгартен заявил от имени программы «Вейт вотчез», что любой из ее участников готов ввести себе чудо-гормон «хоть в глазное яблоко».

Фридман был воодушевлен, но не удивлен этой лавиной энтузиазма. Восемь долгих лет он не только неустанно искал неуловимый колемановский фактор — еще задолго до окончательной победы Джефф консультировался с финансовыми экспертами, выясняя условия и возможности лицензирования открытия в американских и иностранных компаниях. Один из них, главный советник Университета Рокфеллера Уильям Грейзер, рассказывает: «Я начал получать звонки из различных компаний еще до выхода статьи в „Нейчер“,