моему, Моне любил писать. А вот которую из двух оставшихся неопознанных мной работ Давид написал, а какую Фрагонар, тут уж, извините… Но в том, что все три картины — подлинники, у меня сомнений не было. Все детали на них были четкие, как бы живые, объемные; вот это-то умение ярко и красочно передать желаемый образ и отличает кисть великих мастеров от кисти просто художников. Я смотрел на холсты, и мне казалось, что я сквозь века воочию вижу то, что некогда происходило. Чокнешься еще! Я встряхнул головой, прогоняя наваждение. Жаль, что Паштет, Тропарь и Вещагин подпортили картины, варварски вырезав их из подрамников ножом. Но ничего, реставраторы наверняка сумеют их подлатать и вновь вставить в рамы. Вот тогда я обязательно приду в Музей искусств и посмотрю, как какая картина называется и чьему перу принадлежит.

— Вы что, действительно хотите эти картины в музей вернуть? — словно прочитав мои мысли, глухим голосом спросила Оксана.

Я обернулся.

— Конечно!

Вложив в слова всю имеющуюся у нее злость, ненависть и презрение, Стенькина выдохнула:

— Идиоты!

— Может быть. Но заметь — идиоты честные! — Я стал складывать и сворачивать картины. Обращаясь к Дашке, сказал: — Давай сходи в дом Ветровой, позови сюда рыжего майора.

— Э-э нет, — рассмеялась Дашка и погрозила пальчиком. — Я с этой стервой вас наедине не оставлю. А то характер у вас мягкий; поддадитесь еще на ее уговоры, пожалеете да отпустите. Вы уж лучше сами за Самохваловым сходите, а я эту кралю покараулю.

Я подумал немножко и сказал:

— Пусть будет по-твоему! Только и я вам двоим картины не оставлю. Споетесь еще. — А потом сунул холсты под мышку и направился к двери.