Чеслав Тузинкевич приехал в Воронеж с отрядом антоновцев на рассвете. На вокзале их ожидал Кандыбин с группой чекистов. Так же, как и в Москве, операция тихо и бескровно была закончена. После этого Кандыбин дал Тузинкевичу три недели для отдыха.

В конце третьей недели Тузинкевич был у Кандыбина. Тот поднялся ему навстречу, пожал руку и спросил:

— Как отдохнул?

— Спасибо. Хорошо.

— Как дома, как жена?

— Все в порядке.

— Понимаешь, Чеслав, — перешел Кандыбин к основному делу. — Во время боя с частями Котовского Иван Матюхин сбежал. Сейчас создал новый отряд. Ты Матюхина знаешь?

— Да. Ивана и Василия — обоих братьев.

— А он тебя?

— По-видимому, тоже. Я присутствовал на совещаниях, где был Иван. Несколько раз с ним разговаривал в присутствии Муравьева.

— Москва просит нас принять участие в розыске Ивана Матюхина, чтобы провести войсковую операцию. Он скрывается в лесах, где-то в районе Тамбова. Как ты на это смотришь?

— А как же быть с отрядом, который я привез в Воронеж за оружием и который теперь сидит в тюрьме? Иван ведь знает, что я поехал с отрядом.

— Вот в этом-то все и дело. Если тебе удастся найти Матюхина, то ты скажешь, что отряд получил оружие и скрывается у надежных людей в Воронеже. Проехать в тамбовские леса отряду теперь невозможно, так как многие дороги перекрыты частями Красной Армии. Ты и приехал, чтобы договориться, где и как передать оружие и куда следовать участникам отряда. Понял идею? Самое главное — узнать, где находится Иван Матюхин!

— Я согласен, — без колебания ответил Тузинкевич.

— Должен тебя предупредить, — продолжал Кандыбин. — После того как Матюхин ускользнул от Котовского, он может тебе и не поверить. Ведь вместе с Котовским был Эктов. Так что решай. Это не приказ, а просьба.

Тузинкевич задумался. Он отлично понимал, на какой риск должен пойти. Но он был коммунист, чекист, сознательно пошел защищать революцию и за дело пролетариата готов был отдать свою жизнь. Сейчас поляк Тузинкевич в социалистической России обрел свою вторую Родину.

Ответил:

— Я согласен.

— Тогда давай обсудим, как ты будешь искать Матюхина.

Вечерело. Они говорили долго и оба устали. Договорились, что на следующий день утром Тузинкевич отправляется в путь.

Тузинкевич сошел с поезда в Тамбове, когда солнце жарило вовсю. Он остановился в тени дерева и стал обдумывать, что делать дальше.

С Кандыбиным обсудили несколько вариантов.

Первый: Тузинкевич остановится в гостинице, посетит жену Федорова и попытается узнать, нет ли у нее связей с антоновцами. На возможные вопросы о судьбе мужа ответит, что ему ничего не известно.

Второй: Тузинкевич идет на квартиру железнодорожного мастера Степанова, который организовал первую поездку Тузинкевича и Муравьева к антоновцам. Кандыбин сказал, что Степанов арестован чекистами, но в доме осталась его семья. И, может быть, у кого-то из членов семьи остались нужные связи.

И наконец, третий вариант: Тузинкевич выходит на дорогу, ведущую к Кирсанову, то есть на ту дорогу, по которой она ехали верхом в сопровождении Володи. Здесь он попросится подвезти его до деревни Ляды, где проживает Баранов, антоновец, с которым Тузинкевича познакомил Донской.

Какой вариант выбрать из этих трех — должен решить Чеслав на месте. И вот он стоит в тени дерева, размышляя, как лучше поступить.

Идти пешком по пыльной дороге в такую жару нет никакого желания. Но этот вариант показался Тузинкевичу наиболее перспективным.

Взвалив узелок с пожитками на плечо, как делали в ту пору ходоки, Тузинкевич вышел за город. Пыльная, побуревшая дорога безрадостно тянулась вдоль выгоревшей, иссохшей степи. Она терялась где-то вдали и выглядела невероятно уныло. Тузинкевич снял потную рубашку, накинул ее на голову и споро зашагал, жадно всматриваясь вдаль.

Так прошагал он часа полтора. Вдали, на обочине, показался невысокий зеленый куст. Он решил передохнуть и немного подкрепиться. Подошел к кусту, сложил свой багаж, сел в тени и первым делом отпил из фляги теплой невкусной воды. Затем пожевал бутерброд. С тоской посмотрел вдаль, где не было видно ни кустика, а желтели только заброшенные поля. Некоторое время сидел, закрыв глаза.

Когда снова открыл глаза, то увидел над дорогой, в той стороне, откуда он недавно пришел, большое облако пыли. Вскоре на дороге показалась телега, запряженная исхудалой лошадью. Тузинкевич собрал свои пожитки и, когда телега поравнялась с ним, окликнул мужика, сидящего в полудреме:

— Добрый день, хозяин. Куда путь держите?

Тот очнулся, поморгал глазами от неожиданности и, придержав лошадь, ответил:

— Тут, недалеко…

— Подвезете?

— Садись… Сам-то откуда?

— Из Тамбова, — дружелюбно ответил Чеслав. — В село Ляды мне нужно.

— Кого там?

— Баранова Ивана.

— О-о! — с удивлением оглянулся возница на седока. — Его, поди, уж и дома нет.

— А где же он?

— Этого я не знаю. Да и знает ли кто-нибудь?! — он с сомнением покачал головой.

— Что так?

— Да есть к этому свои причины, — уклончиво ответил крестьянин.

Остальную часть дороги проехали молча. Тузинкевич смотрел на степь, то спускающуюся в глубокие лощины, где вечернее солнце уже не могло достать земли своими лучами и поэтому там было сумрачно и прохладно, то поднимающуюся на высокие холмы, где было светло и весело, но уже нежарко. Появились перелески. А когда солнце скрылось за горизонтом, они въехали в большое село.

— Это и есть Ляды, — сказал возница. — Вы знаете, где дом Баранова?

— В селе я ни разу не был.

Телега проехала почти все село и остановилась у дома, в котором светилось одно окно.

— Вот дом Баранова, — сказал возница.

Тузинкевич поблагодарил, соскочил с телеги и пошел к дому. Его спутник поехал дальше. Тузинкевич постучал в дверь. Никто не ответил. Он постучал сильней. На порог вышла женщина. Пригласила:

— Войдите в дом.

Тузинкевич переступил порог, прикрыл за собой дверь. В комнате было светло от большой керосиновой лампы. Деревянный стол посредине, рядом скамья. В углу — иконы. Женщина выжидающе смотрела на незнакомого человека.

— Я к Ивану Баранову. Могу я с ним поговорить?

— А вы кто? — женщина спросила строго.

— Я был знаком с ним в Тамбове. Миша я. Он должен меня помнить…

— А Ивана нет…

Тузинкевич потоптался в нерешительности.