самый невзыскательный вкус.

Возьмем, например, бифштекс по-гамбургски, любимое кушанье барона Карла, председателя Государственного совета. Почему нужно на бифштекс выливать яйцо? Красивее от этого он не становится, а есть удобнее все по отдельности. А шнель-клопс — яйцо, засунутое в исполинских размеров котлету?

Во всем видна бедность фантазии и присущее немцам общее скудомыслие.

Поэтому обеды, на которые иногда приглашает меня князь Фридрих в качестве полицмейстера (пока я был всего лишь придворный часовщик, я был от них избавлен) не доставляли мне особого удовольствия. Немецкая аристократия высокомерна (без достаточного к тому основания), а стол, как я уже замечал, даже меня порадовать неспособен.

Что за дикая идея, например — варить карпа в пиве? А желе делать из вина?

Впрочем, признаюсь вам, что супруга моя тоже не большая мастерица на кухне. Ну и пусть — не в наполнении желудка вижу я радость семейной жизни.

Во время одного из таких обедов, плавно переходящих в ужин, когда гости князя принялись за свои обычные беседы — перемывание костей родственникам, которых у каждого за несколько сто лет существования семьи накопилось немало — я от скуки принялся рассматривать торт, украшающий центр стола. Затейник повар вывел на нем целую композицию — река, деревья, пушечки, солдаты…

Все это, как я знал, сделано частью из теста, а частью из раскрашенного сахара. Не Б-г весть какой изыск, с точки зрения кулинарии, но работа была выполнена мастерски. Я присмотрелся к солдатам — форма их поражала точностью, и даже номер полка был выведен на ней.

Я пригляделся (у часовщика глаз должен быть цепкий) — к 213-му полку принадлежали пряничные солдаты. Точно, такой полк стоит неподалеку от нас. Но на кой черт повар выписывает все эти подробности? Хотя, возможно, что и для красоты — именно таково представление о красоте у немецких господ.

Интересно, кто поедает затем всю эту сладкую армию? Гости к десерту успевают набить животы досыта, и на торт у них уже просто не остается сил. Не исключено, что князь разрешает шеф-повару забирать украшения с собой — князь Фридрих где-то в глубине души большой демократ.

На этом мои раздумья были прерваны внесенным слугами в зал ликером (ликеры князь пьет исключительно французские).

Так получилось, что следующий подобный обед князь давал через месяц.

В суп зачем-то была положена манная крупа. Манка — сама по себе достаточно противная вещь, но наличие ее в супе делает его просто невыносимым. На горячее, среди прочей гадости, был подан каплун с еловой подливкой!

Вы первый раз слышите о каплуне с еловой подливкой?

Хорошо откормленного каплуна — это я диктую специально для вас, пишите — фаршируете еловым семенем; для этого нужно еловое семя растолочь с маслом и положить в каплуна. Потом эту снедь пекут, поливая еловым маслом. На подливку еловое семя растолките посильнее, смешайте с вином, заправьте перцем и корицей.

Если вы умный человек — вы этого никогда делать не станете. В противном случае напомните — я вам еще расскажу, как готовится хвост бобра с фруктовой подливкой.

В тот день еще подавали ледяную ногу.

Не следует, конечно, всех немцев судить одинаково. Однако даже князь Вальдецкий (а я надеюсь, что по моим рассказам вы составили о нем самое лучшее впечатление) не может себе отказать в том, чтобы полакомиться ледяной ногой.

Почему ледяной? Внимательно следите за логикой.

Зимой, когда воет вьюга и дома завалены снегом по самую крышу, вы спускаетесь в погреб, достаете лежащую там на льду баранью ногу и тушите ее с кислой капустой.

Все, заканчиваю с рецептами и перехожу к сути повествования.

Пока гости лакомились ледяными ногами, я с тоской (хоть и не гурман) разглядывал стоящий на столе торт. На нем была выставлена совершенно новая композиция — все те же солдаты, пушечки…

Солдаты носили ту же форму — рейхсвера — у Вальдецкого княжества своей армии нет. Но неожиданно я понял, что от виденных мною месяц назад они отличаются только номером полка!

«Что за безумная затея?» — подумал я. Неужели повар рассчитывает, что кто-то обратит внимание на эту подробность?

Впрочем, один из воинов показался мне знакомым. У него был большой ранец за плечами… и 213-й номер полка! Как он затесался между остальными?

«Не может быть, — продолжал я свои размышления, — чтобы за столом у князя осмелились подать что-то месячной давности». Был только один способ проверить это — на зуб. Торт стоял посередине стола, и я не стал тянуться к нему при всех, чтобы не привлекать внимания, а дождался, пока слуги будут убирать остатки пиршества, и незаметно утащил знакомого солдата с поля битвы.

Он оказался твердым, как камень!

Я попытался откусить солдату руку — черствый, сухой человек, вот и все, что можно о нем сказать. Но как такая дрянь очутилась на столе у князя?

Очевидно (поскольку с остальными солдатиками я знаком не был) что этот инвалид попал на стол в последнюю минуту, чтобы дополнить компанию. Но разве имеет значение, будет ли в пряничном войске на одного солдата больше или меньше и форму какого полка они будут носить?

Если предположить, что имеет — о, мы можем сделать из этого далеко идущие выводы.

Всем этим размышлениям я предавался уже за воротами замка, сжимая в кармане увечного воина. Неплохо мне было бы поделиться своими размышлениями по поводу меню с его светлостью. Ладно, я сделаю это завтра, а сейчас пускай князь спокойно переварит свою ледяную ногу.

Дома меня ждала супруга — Ева (черствое слово «супруга» применительно к ней немедленно превращается во что-то волнующее), кормившая нашего недавно появившегося на свет отпрыска. Я назвал его Фердинандом, отчасти в честь Фердинанда II, предка нашего князя, сокровища которого помогли мне обосноваться в Вальдецком княжестве, отчасти просто из подхалимажа.

Ничего, Ева родит мне еще много детей, и все они получат красивые голландские имена.

Юный Фердинанд, кстати говоря, мог бы быть наследником князя, если бы супруга моя являлась его законной дочкой.

— Ева, дорогая, посмотри, какую игрушку я принес нашему мальчику, — с этими словами я достал солдатика из кармана.

Она повертела его в руках:

— Ну и что с ним делать? Есть его нельзя — черствый, а дать ребенку — он его мигом разломает.

— Утром решим, что с ним делать.

Конечно, я не собирался отдавать солдатика в игрушки. Возможно, ему еще придется послужить уликой (я, правда, пока понятия не имел, в каком деле).

Вскорости юный Фердинанд заснул, заснули и мы.

Наутро мы вместе с воином (который от переездов в моем кармане несколько потерял свой бравый вид) получили аудиенцию у князя Вальдецкого.

— Минимум, как я предполагаю, — закончил я свой рассказ, — за столом у вашей светлости подаются пряники месячной давности. На которых почему-то написаны номера полков.

— Ну, а максимум? — спросил меня князь. — Ты не помнишь, что изображала композиция на первом торте?

Я призадумался.

— Разрешите, Ваша Светлость, воспользоваться листом бумаги?

Князь протянул мне лист роскошной веленевой бумаги, карандаш, и я принялся рисовать:

— Приблизительно такая река из синего крема… С этой стороны, если я не ошибаюсь, две или три пушечки, а рядом с ними солдаты… Прошу прощения, ваша светлость, не сосчитал, сколько. Да, и был еще мост из шоколада.

Теперь пришла очередь задуматься князю.

— Мне кажется, — наконец сказал он, — что это переправа через Наб. А что было вчера на столе? Я,