— Спасибо, — зачем-то сказала Настя.

Она совсем не знала, что говорить, опять потёрла ладошкой мокрый лоб, и губы, и подбородок, достала из кармана платочек и помяла в руках, а потом сама себе не поверила, когда пробормотала:

— Выходит, мы две Насти.

— Да, выходит, так… Садитесь, Настя, — пригласила её хозяйка. — Вот сюда.

Настя присела на очень мягкую, как подушка, скамеечку в прихожей, откуда наверх шла лестница, а прямо была завешена тяжёлой материей в цветочек большая дверь. Хозяйка села напротив Насти, совсем близко, на другую скамеечку, под вешалкой, уютно поджав длинные ноги, и спросила:

— Промокли?

— Дождик.

По тому как хозяйка улыбнулась, Настя собралась рассказать, какие у них в деревне бывают весёлые дожди, но не успела.

— Готовить умеете? — спросила Анастасия Павловна. — Хорошо? Ну, вкусно?

У Насти сошлась серьёзная складка меж бровей.

— А продукты какие, Анастасья Павловна? Ведь это… какие продукты.

— Конечно! — Женщина улыбнулась ей ещё и похлопала по руке. — Будете сами на базар ходить, покупать, что понравится. По своему выбору. Понятно?

— Ага.

— О чём вы задумались?

— В городе бойня есть? — спросила Настя неожиданно для себя.

— А что?

— Кишки куплю и домашней колбасы наделаю, — выпалила Настя. — Вы любите?

— Ну что ж, наверно, вкусно. Григорий Михайлович любит вкусное.

— Муж ваш?

— Муж, Настенька.

— А пироги с вишнями он любит?

Ей вдруг так захотелось понравиться, хоть приври. Но врать она не могла, даже вспомнить не могла, что ещё умеет стряпать, хотя вспоминала, прикусив губу…

От хозяйки пахло духами, тёплым домом. Хорошо тут остаться…

— Сама из деревни, Настенька?

Настя кивнула мокрой головой.

— И не жалко было уезжать?

— У меня мама умерла.

Женщина покачала головой.

— Вот горе, вот горе! Ну, тут уж ничего не сделаешь… Стираете чисто?

— А как же!

— Словом, будете стараться?

— Расстараюсь!

— Честно, Настя? Я люблю честность.

Глаза её всё с той же лаской смотрели на Настю, и Настя только сглотнула вязкую слюну, а хозяйка говорила:

— Я люблю дружно жить. Вот у нас была Варя. Восемь лет жила. Во-осемь лет! — пропела она. — Мы с ней и расстались друзьями.

— А чего она? Ушла-то… куда?

— Замуж. Своя семья. Познакомилась с военным. Он сюда приходил, спрашивал о ней, ну, мы худого слова не сказали, да она и старалась… А вы замуж не собираетесь?

Настя подавилась смешком. Потом застеснялась, лицо её опять тут же посерьёзнело.

— Нет. Я учиться хочу.

— Ну что ж… Мы с Григорием Михайловичем возражать не будем. Даже поможем. Вы сколько классов закончили, Настенька?

— Восемь.

Хозяйка встала, оттолкнувшись от скамеечки мягкой рукой. И Настя заторопилась, опасаясь, что хозяйка сейчас уйдёт, а её оставит:

— А что ещё делать-то? Готовить, стирать… А ещё?

— Убирать, милая. Квартира у нас не маленькая! Чистоту наводить!

«Ну, это легко», — подумала Настя и спросила по-деловому:

— Сколько комнат?

— Четыре. Я покажу… Только пальто лучше снять.

— Ага.

Пока Настя снимала пальто, вешала его с кошёлкой на рогульку и одёргивала рукава платья, хозяйка ждала её у лестницы.

— И ботинки, — сказала она Насте. — Пожалуйста.

— Ага, — ответила Настя, наклоняясь, развязала шнурки, стащила ботинки и поставила под скамеечку, чтобы не лезли в глаза.

Ногам стало легче.

— Тапки… — как бы извиняясь, сказала хозяйка. — Таких у нас нет. Купим.

И Настя вроде извинилась:

— Я сама маленькая, а нога у меня большая.

И в чулках неслышно пошла по лестнице за хозяйкой.

В первой комнате Настя почувствовала себя ещё меньше. Комната просторная, а вокруг — книги. Все толстые, они, как показалось Насте, требовали почтения и тишины. И Настя почти не дышала.

— Перетирать их не часто, — успокоила Анастасия Павловна. — Главное, ставить на место, где какая была. Слышите, Настенька? Настя!

— Слышу!.. Ой, Настасия Павловна, а можно какую взять… посмотреть… если для учёбы? Я ведь очень аккуратная с книгами!

— Да это всё не те книги, Настя, какие вам понадобятся! Это медицина!

— А Григорий Михайлович доктор?

— Гомеопат.

— Извините, — сказала Настя, смутившись то ли от того, что вдруг сказала про книги, то ли от того, что не поняла последнего слова хозяйки. Ну да ладно, поживёт, разберётся…

А хозяйка заметила смущение Насти:

— Гомеопат — это не обыкновенный доктор, Настя.

— Да это я уж поняла.

— Не такой, как все, — прибавила хозяйка и поманила рукой Настю, даже не рукой, а одной ладошкой, одними пальцами… — Это спальня.

В деревянных спинках кроватей, как в тёмных зеркалах, проплыли отражения Насти большой и Насти маленькой.

— Здесь форточку весь день держать открытой, — учила первая. — В любую погоду. Гулять мужу некогда, а он уважает свежий воздух.

— В деревне бы ему жить! — осторожно сказала Настя, улыбаясь, потому что хозяйка улыбалась; и вдруг вспомнилась дорога на ферму, вдоль которой качались белые ромашки в ладонь, и то место на пригорке, где иной раз, в свободную минуту, она присаживалась отдохнуть под берёзой — вольный вид открывался отсюда на их речку и на поля, поднимавшиеся вверх, до середины неба, а за полями ободом ещё темнел лес.

Хозяйка сошла вниз, отвела занавес от большой двери у вешалки. Настя шагнула под руку хозяйки и попала не в комнату, а в целую залу с круглым столом. На столе стояла ваза с цветами, и сама она вся сверкала разноцветно, пятнами, как букет. Проходя мимо, Настя задержала на ней взгляд: не разбить бы когда! На стене напротив висела картина — голая женщина поправляла волосы, закинув руку на затылок. Настя подумала о ней тоже по-деловому: тряпкой вытирать, что ли?