Он дважды видел Ноуэл Гарно: один раз в театре, а другой — на заднем сиденье лимузина, в котором она проезжала по бостонской улице, и выглядела, как он позже решил, бледной, усталой и скучающей. При встрече он ничего такого не подумал: это потом сердце у него переполнилось неодолимым волнением и беспомощно затрепетало, будто взаправду стиснутое чьими-то пальцами. Он поспешно укрылся под навесом магазина и замер там — дрожа от ужаса и восторга в ожидании, пока она проедет мимо. Ноуэл не знала, что он в Бостоне, и сам он не хотел, чтобы она об этом знала, пока он не подготовится к встрече. Хуан следил за каждым ее шагом по газетным колонкам светской хроники. Вот она учится в колледже, вот проводит дома рождественские каникулы, на Пасху выехала к горячим источникам, а осенью представлена обществу Это была пора ее дебюта: ежедневно Хуан читал о ее присутствии на обедах, на танцах, на балах и на собраниях, на благотворительных вечерах и на театральных постановках Молодежной лиги. Ящик его письменного стола заполняла дюжина ее нечетких изображений в газетах. Хуан терпеливо ждал. Пускай Ноуэл вволю повеселится.

По истечении почти полутора лет, проведенных им в Бостоне, к концу первого сезона Ноуэл, в суматохе массового отбытия во Флориду, Хуан решил больше не ждать. И вот сырым и промозглым февральским днем, когда детвора в резиновых сапожонках строила плотины в забитых снегом канавах, на крыльцо дома Гарно поднялся приятного вида хорошо одетый блондин и вручил горничной визитную карточку. Стараясь утишить сердцебиение, он прошел в гостиную и уселся там в кресло.

Шелест платья на лестнице, легкие шаги по залу, возглас — это Ноуэл!

— Хуан, ты ли? — воскликнула Ноуэл — удивленная, польщенная, любезная. — Я не знала, что ты в Бостоне. Я так рада тебя видеть. Думала, ты совсем меня бросил.

Голос Хуан обрел почти сразу: теперь это оказалось легче, чем раньше. Ощутила ли Ноуэл произошедшую с ним перемену, но теперь он уже не был никем, как прежде. Запас солидности не позволит ему снова вести себя как эгоистичному дитяти.

Хуан пояснил, что не прочь обосноваться в Бостоне, и дал ей понять, что дела у него обстоят блестяще; затем, хотя это и причинило ему боль, с юмором вспомнил об их последней встрече, намекнув, что покинул компанию купальщиков из-за вспышки гнева на Ноуэл. Не мог же он сознаться, что побудил его к этому стыд. Ноуэл рассмеялась. Хуан вдруг почувствовал себя до странности счастливым.

Прошло полчаса. В камине мерцал огонь. За окном темнело, и комнату окутывали призрачные сумерки, создающие внутри дома ту же обстановку, что и при недвижно-ровном сиянии звезд. Стоявший перед Ноуэл Хуан опустился на кушетку рядом с ней.

— Ноуэл…

В холле послышались легкие шаги: горничная шла отпирать входную дверь. Быстро протянув руку, Ноуэл включила электрическую лампу на столике возле кушетки.

— Я и не заметила, как стемнело, — проговорила она слишком торопливо, как показалось Хуану.

В дверном проеме появилась горничная и объявила:

— Мистер Темплтон.

— Да-да, пусть войдет, — кивнула Ноуэл.

Мистер Темплтон, вполне сложившийся джентльмен, растягивающий слова на гарвардски- оксфордский манер, чувствующий себя здесь как дома, глянул на Хуана с едва заметным удивлением, наклонил голову, пробормотал стандартно вежливую фразу и непринужденно расположился у огня. Несколько фраз, которыми он обменялся с Ноуэл, свидетельствовали о его коротком знакомстве с распорядком ее дня. Выдержав паузу, Хуан поднялся с места.

— Мне хотелось бы вскоре повидаться с тобой снова, — сказал он. — Я позвоню, хорошо? И ты сообщишь, когда мне можно будет зайти, ладно?

Ноуэл проводила Хуана к выходу.

— Я так рада была снова с тобой поговорить, — с чувством произнесла она. — Помни, я хочу часто с тобой видеться, Хуан.

Выйдя из дома Гарно, Хуан был счастлив так, как ни разу не был за целых два года. Он пообедал в ресторане в одиночестве, едва удерживаясь, чтобы не запеть; потом, не помня себя от восторга, бродил по берегу до полуночи. Проснулся с мыслью о Ноуэл, сгорая от желания поведать всем и каждому, что утраченное он обрел снова. Между ними пробежало нечто большее, чем выражали слова: как Ноуэл сидела с ним в полумраке, как она слегка, но все же заметно волновалась, когда провожала его к выходу.

Спустя два дня Хуан открыл «Транскрипт» на разделе светских новостей и пробежал колонку до третьей заметки. Тут глаза его, прикованные к ней, сузились, как у китайца:

«Мистер и миссис Гарольд Гарно объявляют о помолвке их дочери Ноуэл с мистером Брукс Фиш Темплтоном. Мистер Темплтон окончил Гарвардский университет в 1912 году и является партнером…»

В три часа пополудни Хуан позвонил в дверь дома Гарно, и его провели в холл. Откуда-то сверху доносились голоса девушек, невнятный разговор слышался и из гостиной справа, где он встречался с Ноуэл всего лишь неделю назад.

— Вы не могли бы пригласить меня в комнату, где никого нет? — натянутым тоном обратился он к горничной. — Я старый друг — это крайне важно, — мне необходимо повидаться с мисс Ноуэл наедине.

Ему пришлось ждать в комнатке, примыкавшей к холлу. Минуло десять минут, потом еще десять; Хуан начал опасаться, что Ноуэл не явится вовсе. Истекло почти полчаса — и тут дверь с шумом распахнулась, и в комнатку стремительно вошла Ноуэл.

— Хуан! — радостно воскликнула она. — Это просто чудо! Я могла бы и сообразить, что ты придешь первым. — Увидев его лицо, она посерьезнела и запнулась: — Но почему тебя отвели сюда? — торопливо спросила она. — Ты должен пойти и со всеми познакомиться. Я сегодня мечусь туда-сюда, будто цыпленок без головы.

— Ноуэл! — глухо проговорил Хуан.

— Что? — Ноуэл, уже взявшись за дверную ручку, испуганно обернулась.

— Ноуэл, я пришел к тебе не с поздравлениями. — Лицо Хуана побелело, голос охрип от усилий сохранить самообладание. — Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты совершаешь ужасную ошибку.

— Какую ошибку, Хуан?

— Ты прекрасно знаешь, — продолжал он. — Ты знаешь, что никто не любит тебя так, как я, Ноуэл. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Ноуэл нервно усмехнулась:

— Хуан, но это же глупо! Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я помолвлена с другим.

— Ноуэл, ты можешь сюда подойти и сесть со мной рядом?

— Не могу, Хуан, — там добрый десяток посетителей, и я должна всех встретить. Иначе это будет невежливо. В другой раз, Хуан. Если заглянешь как-нибудь, я буду рада с тобой перемолвиться.

— Нет, сейчас! — Фраза прозвучала жестко, непреклонно, почти что грубо; Ноуэл заколебалась. — Только десять минут, — настаивал Хуан.

— Хуан, но мне и вправду нужно идти.

Ноуэл нерешительно села, поглядывая на дверь. Сидя рядом с ней, Хуан просто и без экивоков рассказал ей обо всем, что произошло с ним за полтора года, пока они не виделись. Рассказал о своей семье, о тетушке Коре, о тайном унижении, пережитом им в Калпеппер-Бэе. Потом описал свой приезд в Бостон и выпавший на его долю успех: и вот наконец-то, когда он кое-что для нее приобрел, выяснилось, что уже поздно. Хуан не утаил ничего. Его голос выражал то, что было у него на душе: от притворства и самолюбования не осталось и следа, в нем звучало одно только искреннее всепоглощающее чувство. Всему тому, что он делал, есть лишь одно оправдание, заверял он: каким-то образом заслужить право предстать перед ней, дать ей знать, насколько вдохновляла его эта преданность; пускай она обратит внимание, хотя бы мельком, на то обстоятельство, что он целых два года любил ее верно и беззаветно.

Хуан умолк, а Ноуэл заплакала. Это жестоко, сказала она, выложить перед ней все это сейчас — как раз когда она приняла главное в жизни решение. Не так-то легко было его принять, но сделанного не воротишь, и она действительно собирается выйти замуж за другого. Прежде ей не приходилось слышать ничего подобного — и она очень удручена. Ей ужасно, ужасно жаль, но ничего не поделать. Если она так ему небезразлична, надо было сказать об этом раньше.

Но как он мог сказать раньше? Ему нечего было ей предложить — кроме той правды, что однажды