одет он был элегантно, в голубой утренний костюм с гвоздикой в петлице, и, несомненно, чувствовал себя здесь как дома.
— Как поживаете? — сказал молодой человек.
— Прекрасно, благодарю вас.
— Я Клод, гощу здесь у моего дяди, знаете ли.
— Счастлив познакомиться с вами, Клод. Я Чарльз Ленокс.
Они обменялись рукопожатием.
— Для меня это немыслимо ранний час, — сказал Клод.
— Уже больше восьми, — заметил Ленокс.
— Мне нравится это ваше «уже», будто восемь — час очень поздний.
— Для меня, должен признаться, он не ранний.
— А для меня чертовски ранний.
— Вы моложе.
— И пусть так остается навсегда. Однако мне надо повидать кое-кого по делу. Рад был познакомиться! — И юноша сбежал по ступенькам крыльца на улицу.
— Как и я, — сказал Ленокс и последовал за нетерпеливой экономкой в утреннюю столовую, примыкавшую к обеденному залу. Это была небольшая восьмиугольная, выходившая на задний сад комната, с круглым столом посередине, за которым сидел Джордж Барнард с почти пустой чашкой чая у локтя и разглядывал бледно-голубую орхидею.
— Садитесь, Чарльз, — сказал он, не взглянув на Ленокса.
— Благодарю вас, — сказал Ленокс.
— Красивый цветок, как вы думаете?
— Прекрасный.
— Я намерен подарить его супруге лорда Рассела нынче вечером.
— Вы обедаете у премьер-министра?
— Да, — сказал Барнард, посмотрел на него и улыбнулся. — Однако завтракаю со столь же дорогим другом.
Странные слова! Барнард вернулся к созерцанию своего цветка. На столе стоял заварочный чайник, и Ленокс, не дождавшись приглашения, сам налил себе чашку.
Окно, у которого они сидели, выходило в небольшой сад на клумбы и рабатки с цветами, не столь фантастически необычными, как барнардовские орхидеи, но тем не менее чудесными, и Ленокс созерцал их, ожидая, пока хозяин дома сочтет нужным заговорить. Момент этот наконец настал после того, как подали яичницу с беконом и Ленокс съел значительную ее часть.
— Я заручился другим человеком, — сказал Барнард, начиная разговор.
— Да?
— Вместо Дженкинса.
У Ленокса упало сердце.
— Почему? — спросил он.
— Некомпетентен. Его заменит Итедер. Дженкинс настаивал, что это было убийство. Вздор, сказал я ему. Девчонку, вероятно, бросил жених. Заурядный случай.
— Это было убийство, Джордж.
Барнард помолчал и посмотрел ему прямо в лицо.
— Я не согласен.
— Вы не чувствуете никакой ответственности за эту девушку?
— Конечно, чувствую. Но я думаю, что ваши факты неверны. Вы же всего лишь дилетант, Чарльз.
— Правда, — сказал Ленокс.
— А Итедер склоняется к моей трактовке случившегося.
— Итедер! — вздохнул Ленокс.
— Мне требуются простые факты, Чарльз, и я не думаю, что они есть у вас. Со всем уважением. Заручаетесь свидетельством мужа Тото, этого неудачника. Никакие присяжные не поверят пьянице. А Итедер превосходный человек. У Джейн нет причин тревожиться. Скажите ей, что дело будет раскрыто. Или, пожалуй, лучше я сам к ней заеду.
— Нет, я скажу ей.
— Как угодно.
Ленокс встал.
— Тем не менее, Джордж, вы не станете возражать, если я проверю кое-какие мои предположения?
— Отнюдь. Но затем мы увидим, к каким выводам придет Ярд.
— Разумеется.
— Вкусно поели?
Ленокс допил чай.
— Восхитительно, как всегда, — сказал он.
Они проследовали в вестибюль, и там он увидел знакомое лицо.
— Мистер Ленокс, сэр, как поживаете?
— Прекрасно, инспектор Итедер. — Это был сержант собственной персоной. — Хотя случившееся очень меня мучает. Мы должны сделать для нее все, что в наших силах.
— Да-да, отлично сказано, мистер Ленокс.
— Так вы с ним знакомы? — спросил Барнард. Ленокс кивнул. — Послушайте, — продолжал Барнард, обращаясь к Итедеру, — вы разберетесь без лишних экивоков, так? Не сомневаюсь, вы некомпетентны, как и все остальные, верно?
— Нет, сэр, — сказал Итедер. Он покосился на Ленокса с некоторым опасением.
— Тут сомнений нет. Но с этим делом вы воздержитесь от обычной своей глупости, хорошо?
— Да, сэр. Оно в надежных руках, сэр. Можете на меня положиться. — Он криво улыбнулся.
Барнард обернулся к Леноксу.
— Надеюсь увидеть вас на балу на следующей неделе.
— Разумеется.
Этот бал Барнард давал ежегодно. Из всех зимних балов он был наиболее известным, и хотя в разгар сезона по несколько балов устраивалось в один и тот же вечер, никто не осмеливался дать бал в день его бала.
— Ну, так до свидания, — сказал Барнард. Еще не договорив, он сосредоточился исключительно на орхидее, и Ленокс остался наедине с инспектором Скотланд-Ярда.
Итедер был крупным мужчиной с черными кустистыми бровями и грубыми чертами розоватого лица. Он надевал полную форму, куда бы ни шел, и шлем наползал ему на глаза. Он словно бы непрерывно покручивал черную дубинку за кожаную петлю, исключая те моменты, когда использовал ее по другому назначению — чаще всего, когда прибегал к ней в общении с низшими сословиями, как он их именовал. Лондонской полиции только-только сравнялось тридцать пять лет. Сэр Роберт Пиль создал первую Столичную полицию в 1829 году, когда Ленокс был еще мальчишкой, и в результате тех, кто поступал в нее, называли либо «пильщиками», либо «бобби». Права ее были еще новыми и неясными, и Итедер представлял обе ее стороны, хорошую и дурную: большие возможности наведения общественного порядка и риск злоупотреблений властью при его наведении.
Итедер поступил в полицию, едва уволившись из армии, и предпочел стать патрульным — обходить улицы по ночам, отбивая не только шаг, но еще и многое другое в соответствии с разными смыслами этого глагола. Быстрая череда отставок и смертей в стенах Ярда обеспечила ему повышение за предел его способностей, а усердие помогло подняться даже еще выше. Теперь он входил в полдюжины наиболее видных детективов в полиции, а также в число наименее наделенных природным талантом и интуицией среди равных ему по рангу.
Леноксу не имело смысла убеждать себя, будто Итедер ему не неприятен.
Сноб по отношению к стоящим ниже него и приторный подхалим по отношению к вышестоящим, если