— Если можно, повремени с этим. Чуть-чуть.

— Почему.

— Еще день-два — от силы неделю, — и спрашивай кого угодно, а сейчас мне меньше всего хочется, чтобы следователь снова вызывал Дэниэла Марана и остальных членов чертова общества, устанавливал, где каждый из них находился в тот уик-энд, а главное — расспрашивал о Джордже Пейсоне.

Мак-Коннелл кивнул:

— Да, ты прав. Господи, до чего зловещая картина складывается.

— Вот именно — зловещая.

— Новостей из Оксфорда пока нет?

— Есть. Им удалось найти место неподалеку от луга Крайст-Черч, где прятались Пейсон и Дабни.

Ленокс протянул другу письмо Гудсона.

— Все весьма убедительно и в то же время лишено всякой логики. Какое дело «Сентябрю», что двадцать лет спустя сын Джеймса Пейсона изучает историю, сидя в безобидном колледже? Ведь дело именно в Пейсоне, не так ли? Его убили, он связующее звено, к нему в Оксфорд приезжал Лайсандер. И однако, однако…

— Скоро все прояснится, вот увидишь, — подбодрил Мак-Коннелл, возвращая письмо.

— Полагаю, ты прав. Кстати, как там Джейн? Держится?

— Когда стреляют в твою горничную — кто угодно выйдет из равновесия, но Джейн, надо сказать, держится замечательно.

Они поговорили еще немного, затем Мак-Коннелл поднялся и сказал, что ему пора. Ленокс видел, что он торопится домой, к жене, которая ждет ребенка, — и завидовал ему.

— Извини, что вытащил тебя из дома, но из кабинета Эдмунда папку нельзя было…

— Нет-нет, перестань, я очень рад, что эти документы попали мне в руки. Самый замысловатый способ убийства из всех, что я знаю. И кстати, что ты думаешь о недостающей странице? В досье Пейсона, я хочу сказать.

— Какой недостающей странице?

Мак-Коннелл уже стоял в дверях, но при этих словах резко повернулся к Леноксу.

— Ты же не мог не заметить, что в папке Пейсона была третья страница. В папке из военного министерства, вернее.

— Признаюсь, я не заметил.

— Ну так вот: после бесполезного потока слов на первой странице внизу стояло 1/3, на второй значилось 2/3… Наверное, я просто привык к такой нумерации, когда у меня еще была врачебная практика…

— Непростительная небрежность с моей стороны, — с досадой сказал Ленокс. — А по-твоему, что там могло быть?

— Да все, что угодно, — может, ничего не значащее приложение, может, разгадка тайны. Кто знает? Только если бы это приложение ничего не значило, с чего бы оно исчезло?

Вечером, в восемь сорок пять, на Леноксе был фрак, белый галстук-бабочка, запонки с буквами SPQR, черный жилет и в довершение — черные туфли из лакированной кожи, до блеска начищенные мальчишкой, который приходил раз в неделю. Суда на всех парах неслись в Новый Свет, коммерсанты придирчиво отбирали товар на фабриках Йоркшира, укладчики, звеня молотками, вгоняли костыли, и железные дороги становились все длиннее, чтобы сегодня вечером в центре мироздания — Лондоне — Ленокс стоял у зеркала, готовясь к выходу в свет. Но к стыду ли его или к чести — ни о чем подобном он не думал.

Костяшкой указательного пальца он в последний раз постучал по галстуку-бабочке и легко сбежал вниз. Перед домом уже виднелся заложенный экипаж, но Ленокс вопреки обыкновению не заторопился; он еще раз просмотрел бумаги, аккуратной стопкой лежавшие на столе, спрятал их в коричневый кожаный портфель, облачился в макинтош и только тогда, напутствуемый Мэри, вышел. Случай был особенный.

Члены общества «SPQR», что означало «Сенат и народ Рима», собирались в клубе «Будлз» в просторной зале с окнами на обе стороны. Встречи происходили раз в два месяца, иногда реже, но никогда чаше. Из семи или восьми клубов, к которым принадлежал Ленокс, «Будлз» считался самым престижным, но в нем Чарлз бывал реже всего. Основал этот клуб предок Ленокса, бывший в начале восемнадцатого века премьер-министром Великобритании, маркиз Ленсдаун. Теперь в «Будлз» собирались люди не столь заметные, как в прежние времена, когда Красавчик Бруммель[29] заключал здесь последнее пари перед бегством во Францию, а герцог Веллингтон ужинал в компании двух-трех избранных друзей, надежно защищенный от докучного внимания восторженных толп. Местоположению клуба можно было позавидовать: Сент-Джеймс-стрит, двадцать восемь, — и попасть туда было непросто. Дни, когда клуб из демократической причуды назвали в честь всеми любимого официанта, остались в далеком прошлом.

— Мистер Ленокс, — приветствовал его на пороге Тимоти Квечес, сам по себе достопримечательность, и широко распахнул дверь.

— Спасибо, Кворум! — Почему-то к швейцару прилипло это имя. — Я первый?

— Последний, сэр, за исключением одного.

По особому ударению на слове «одного», Ленокс понял, о ком идет речь. Перескакивая через две ступеньки, он взбежал на второй этаж и с улыбкой открыл дверь в хорошо знакомую комнату, где за круглым столом сидели пятеро.

— Ждем седьмого, как поведал Кворум?

Все поднялись ему навстречу, окружили и, улыбаясь, по очереди пожали руку. Одних Ленокс встречал только здесь, с другими виделся почти каждый день, но все без исключения были его близкими друзьями. К любому из них он мог в любой момент прийти за пониманием и поддержкой. В клуб входили семеро: сам Ленокс; принятый по его рекомендации молодой Джеймс Хилари, член Парламента, пришедший сегодня на свое третье собрание; сэр Джон Бичем, лишь немногим старше Хилари, инженер, подающий огромные надежды ученик Изамбарда Брюнеля; Томас Уэфт — добрый, застенчивый, бедный и очень одаренный (к чести общества, доходное место в управлении военно-морских сил выхлопотал для него член «SPQR»); лорд Хеллам — изобретатель и ученый с властным характером, многим внушавшим ужас (по его рекомендации Мак-Коннелла приняли в Королевское общество); шестой — Френсис Чарлз Гастингс Рассел, представитель либеральной партии и член Парламента от Бедфордшира, специалист по сельскому хозяйству, потомок основателя SPQR, будущий девятый герцог Бедфордский.

Десять минут спустя пришел седьмой член клуба: Эдвард, принц Уэльский, наследник английского престола. Хотя интерес к античности возник у него позже — а членов «SPQR» объединяла любовь к римской истории, — он ревностно занимался в колледже Крайст-Черч, а кроме того, дружил с Френсисом Расселом. То, что по знаниям принц уступал всем присутствующим, не имело значения: перед ним открывались любые двери, как бы плотно ни были они закрыты для денежного мешка или человека, облеченного властью — но властью обычной. Несмотря на искреннюю доброжелательность, Эдвард сохранял едва заметную дистанцию. Других интеллектуальных занятий в его жизни не было: остальное время он, несмотря на свой брак с принцессой Александрой, веселился в обществе женщин и друзей.

— Марий, — обратился к принцу будущий герцог и первым пожал ему руку.

Одно из незыблемых правил «SPQR» гласило: имена несущественны. В эти несколько часов Уэфт и принц — Аврелий и Марий — пожимали друг другу руки как равный равному. Ленокса здесь звали Юлий, и когда принц подошел к нему, царственные губы шевельнулись:

— Итак, Юлий, как движется оксфордское дело?

— Неплохо, — опешив на мгновение, сказал Ленокс.

— От всей души желаю удачи. Это все-таки Англия…

Они начали встречу ритуальным бокалом вина с медом — римским напитком, который шеф-повар «Будлз» готовил заранее. Рассел произнес традиционные слова: