— Слушайте, кажется, я знаю, кто такой Джеффри Кентербери.

— Ну?

— Джон Лайсандер.

— Тот малый, с которым вы встречались?

— Вот именно. Мне кажется, я понимаю, как он вызвал юного Пейсона на встречу: намекнул, что знал его отца, что-то в таком роде.

— Но зачем он потом слонялся здесь, почему сразу не уехал в Лондон?

— Затем, что это было бы в духе Джеффри Кентербери, разве нет? И никак не указывало на Джона Лайсандера.

— Будьте добры, опишите этого вашего Лайсандера поподробнее.

Ленокс так и сделал.

— Съезжу-ка я с вашим словесным портретом к миссис Мид.

— Отличная мысль.

В глубокой задумчивости Чарлз вернулся в «Рэндолф» и велел Грэхему укладывать чемодан.

Вечером в вагоне — поездки начинали надоедать — он обдумывал, с чего начнет в Лондоне. Прежде всего надо как можно больше выяснить о Лайсандере и Джеймсе Пейсоне. Хотя Лайсандера стоит, пожалуй, поручить Даллингтону — капитан знает Ленокса в лицо.

И часа не прошло, как Чарлз выехал из Оксфорда, а он уже скучал по тихим строгим башням, над которыми не властно время, по приглушенной, как шум прибоя, речи в людском потоке на тротуарах, по вечно праздничным пабам, всегда готовым принять очередную стайку студентов, одолевших еще одно призрачное препятствие: экзамен, эссе… Но больше всего — по дружескому участию города-университета, куда век за веком студенты приезжали в некотором испуге, а уезжали, считая этот город навсегда своим. По обе стороны от железной дороги расстилались поля в золотом отсвете, словно отделяя незамысловатые студенческие будни от полных неясности сегодняшних дней, — да, он опять вернулся к мыслям о леди Джейн.

Сентиментальность, и ничего более, одернул себя Ленокс, но, одергивая, улыбнулся.

Усилием воли он заставил себя думать о деле, и остаток пути, плотно усевшись в кресле и полуприкрыв глаза, пытался распутать тугой узел, в котором сплелись судьбы Красногривого Реда Келли, Джона Лайсандера, профессора Хетча, Билла Дабни и покойных отца и сына.

С вокзала Виктория Чарлз хотел было сразу поехать на Хэмпден-лейн, но уже в кебе передумал и решил сначала навестить Тото и Томаса.

Еще с улицы он увидел, что они опять устроились в маленькой гостиной, и смутился от сцены тихого семейного счастья. На его глазах слуга унес остатки скромного ужина; Тото писала за маленьким бюро, подле нее на диване с книгой сидел Мак-Коннелл. Свет от камина падал на темные окна, за которыми стоял Ленокс. Он почти решился уйти — и вместо этого позвонил в дверь. Шрив провел его в дом.

— Чарлз! Как хорошо, что ты вернулся! Есть новости? — приветствовал его Мак-Коннелл.

— Да, и даже очень много — только бы они привели нас к убийце. И к Дабни, конечно.

Тото подошла поцеловать его в щеку.

— Надеюсь, ты по-прежнему здорова?

— Да-да, и доктор мной гордится! Представляешь, я совершенно подсознательно делала все, что должна была делать. Я считаю, это верный признак того, что я — прирожденная мать, а ты как думаешь? Досадно только, что пришлось отказаться от любимых блюд — это то, что мне не нравится в беременности. Зато, подумай только, через семь месяцев ты будешь крестным отцом!

— И какого же подарка ждет мой крестник от своего крестного?

Они расселись: Тото с ногами забралась на диван возле Мак-Коннелла, Ленокс — в кресло напротив. Тоном, полным уверенности, она ответила:

— Ты, конечно же, должен подарить ему серебряную мисочку для овсянки! А что касается крестильной чаши, то мы рассчитываем, что ее подарит Викс.

Викс — понял Ленокс — это королева Соединенного королевства Великобритании и Ирландии Виктория.

— Раз так, будет очень славно, — согласился он.

— Если, конечно, она сподобится. Но я считаю, иначе и быть не может, папа должен договориться. Для меня это было бы добрым предзнаменованием.

Мак-Коннелл закатил глаза, намеренно дразня жену, за что получил легкий шлепок по руке.

— Знаешь, Томас, если тебе хочется, чтобы маленькая Мелори росла язычницей…

— Так уж и Мелори? Разве я согласился на Мелори Мак-Коннелл? Ну что ж, обычно так зовут прачек, но я все равно буду ее любить, — притворно вздохнул Мак-Коннелл, но не смог совсем погасить счастливые огоньки в глазах.

— Возьми свои слова назад! Немедленно!

Смеющийся Ленокс примирительно заметил:

— Если и прачка, то королевская! Согласись, это утешает.

— Постой-ка, Чарлз! А в какие дальние страны ты хочешь отправиться на сей раз?

— О, теперь в Марокко! — с воодушевлением ответил он и еще некоторое время расписывал всевозможные достоинства выбранной страны.

— Марокко?! Нет-нет, крестный Мелори не может ехать в Марокко!

— Но говорю же тебе, Тото, там потрясающе красиво! Поверь!

— Не поверю, и не уговаривай!

Еще пару минут они провели в шутливой перепалке, пока их не прервал Мак-Коннелл:

— Кстати, Чарлз, ты ведь получил заключение по делу о смерти Питера Уилсона, которое я послал?

— Да, спасибо, оно многое прояснило.

— К сожалению, ничего более определенного я сказать не мог.

— Все равно видно, что почва для сомнений есть.

— Весьма зыбкая, правда, но все же.

— Да, я все хотел спросить: вы не помните отца Джорджа Пейсона?

Они отрицательно покачали головами. Тото нахмурилась:

— Меня, пожалуй, тогда и в помине не было. Или я только ходить начала.

— А я еще жил в Шотландии или учился в школе.

Ленокс вздохнул:

— Бог с ним. Дело в том… я хочу порыться в газетах, найти все, что писали о его смерти, и думал, не составит ли кто мне компанию, если вас не затруднит, конечно.

— Договорились, — с готовностью ответил Мак-Коннелл. — Слухи о нечистой игре?

— Откровенно говоря, на этот счет всегда оставались сомнения. Я постоянно слышал об убийстве за карточным столом, но, может статься, это миф.

— Ой, Чарлз, — спохватилась Тото, — не хочешь поужинать? Мы только что поели, но еще не пили кофе. Вернее, Томас не пил — мне теперь не полагается.

— Спасибо, нет, мне пора. Я только хотел увидеть вас обоих и убедиться, что ты в добром здравии.

— О, я еще никогда не чувствовала себя такой здоровой и счастливой!

И это настолько соответствовало истине, так отражалось на лицах его друзей, что на мгновение Чарлз и сам стал счастливым, хотя все его помыслы были неотступно связаны с расследуемым делом.