гневные слова, что судьи переглядываются... Ухмыляющиеся подонки на скамье подсудимых изо всех сил стараются сохранить на лицах выражение беспечности. Но психолог Лариса Соколова — хороший психолог. Она видит их плохую игру. И она их — не боится. На следующий после похорон день к ней в её маленький кабинет в подвале пришла делегация почерневших лицом мальчишек.

Простите нас. За них простите.

После той страшной истории решили никаких ёлок больше не устраивать. Но за месяц до Нового года нет-нет и проскальзывало в разговоре: скоро праздник, самый красивый, самый-самый. А муж Ларисы, тоже работающий в зоне мастером профтехучилища, тот прямо спросил:

Ты что ж это, Снегурочка, сценарий не пишешь? Ждёшь до последнего? А потом - ночами сидеть?

А я уже написала, - неожиданно для самой себя сказала Лариса, — а костюм Снегурочки с того года лежит, что ему сделалось?

Да, - сказал муж, - зэков исправляешь, а самой, как видно, уже не исправиться.

И вот опять засверкали на ёлке шары да сосульки, опять забурлила зона заботами о предстоящем новогоднем торжестве. Подарки — несколько мандаринок, пачка печенья, шоколадная медаль - разложили в красивые пакеты. Гора пакетов, большая зона, много мальчишек. И — опять вступила она в украшенный серпантином зал и как в далеком-далеком детстве пошла грациозно в белых валенках (не раздобыла сапожки) в частокол бритых затылков с сердечными незамысловатыми словами ночью написанного сценария. И притихшие мальчишки выстроились в очередь за новогодними кульками и не толкались, и пропускали друг друга вперёд. А она, отыграв Снегурочку, выплела синтетическую косу из кудрявых своих волос, сняла отороченное ватой с блёстками старое своё пальто и оказалась в красивом, сшитом специально к празднику нежно-розовом костюме с тоненькой ниточкой жемчуга. Села в уголочке и наблюдала за новогодней суетой, пока не подошёл Игорь Ромашкин, не протянул половинку мандарина.

— Через полгода домой, — сказал он.

Только бы не сказал, что не хочет домой, только бы не сказал! В Новый год очень не хотелось строить нерадостные прогнозы. Он промолчал. А когда морозная новогодняя ночь опрокинула над зоной мешок мелкой звёздной мелочи и она зависла над расчищенными дорожками, над вышкой, над часовым с ружьем, над светящимися окнами клуба, она вышла тихонечко, потому что дома ждала Наташа, ждал муж. И вообще она очень устала сегодня...

А на сугробе слева от клубной двери стоял заяц. Большой, нескладный, с улыбкой до ушей. Первая снежная фигурка в предстоящем конкурсе. Заяц был очень славный, но не такой, как тот, растопленный по весне. Да и не мог он быть прежним. Год прошёл, а за год многое меняется.

СВЯТАЯ ПЕСНЬ ВЛАДИМИРСКОГО ТРАКТА

Перед службой сплошная беготня. Надо разложить аккуратными стопочками свечи, расстелить половики, проверить, есть ли заточенные карандаши писать записки, и, конечно, затопить печку... Бегом, бегом... А как бегом, если нога сломана? Вот уже третью неделю на пятку не наступить, неудачно повернулся на лестнице, упал. Врачи определили - перелом. Отлежаться бы надо, сойти на время «с дистанции », а как же храм? Вот и гарцует, прихрамывает, по храму Рождества Пресвятой Богородицы первый батюшкин помощник Сергей Овчинников.

— А говорят, отец Олег, что незаменимых людей не бывает...

Батюшка соглашается. И тут же признается, что без Сергея ему пришлось бы нелегко. Машины у батюшки нет. У Сергея старенький «жигуль». Как куда ехать, Сергей садится за баранку: «Благословите, отец…» И колесят они российскими дорогами, и дальними, и ближними, решая десятки храмовых проблем. Столяра у батюшки в «штате » нет. А доска любит уверенные и ловкие руки, такие, как у Сергея. Пол стелить в церкви, иконостас водружать, крыльцо пристраивать — всё он, Сергей. Окна вставлять — опять он.

А вот и служба началась. Прихрамывая, поспешает Сергей на клирос. Петь, конечно, пока ещё не дерзает, но в чтецах себя пробует. Медленно читает, неуверенно, ошибается, но батюшка рад. Другого чтеца ему вряд ли отыскать, а своего подучат, ещё не вечер.

Потрескивает дровами печка, дышит ласковым теплом, копит жар в крутых шершавых боках. Сначала я стояла почти впритык, потом, по шажку, по шажку подальше, вот уже и пальто сняла. Всего час назад вошла в сырую стылость храма, съежилась от пробирающего холода. А печечка-то такая маленькая, такая неказистая, разве эдакую махину обогреешь? Неверие. Вот и опять посрамилось оно весёлым треском дров и живым духом стелющегося по церковным половикам уюта.

Чем неверие одолеть, батюшка?

Отец Олег прописывает мне старый, проверенный жизнью рецепт: