паренёк из наезжающих внуков.
Здрасьте! - крикнул на ходу. — Сегодня все в библиотеке гуляют, праздник.
Какой? - спросила вдогонку, да разве услышит?
Попили чайку. День был постный, батюшка угостил
сухариками. Спросила, по какому поводу в библиотеке застолье. Пожал плечами, перекрестился — пьют, беда страшная, молюсь, да видно, стар стал, силы не те, молитва не та. К вечеру у отца Василия поднялась температура, он прилёг, а я стала искать что-нибудь жаропонижающее в его аптечке. Но там был только валидол и просроченные глазные капли. Пошла к соседям, никто не открыл, тёмные окна — нет дома. Ещё в одну калитку ткнулась, но и там — замок. Вспомнила — библиотека, там торжество, все там.
В библиотеке ярко светились окна, на ступеньках сидел Степаныч, грузно привалившись к дверному косяку. Рядом с ним хихикал щупленький старичок, видимо рассказывал анекдот. Степаныч покровительственно улыбался: «Слышал, старьё, поновее давай что-нибудь...» Выбежала Настя, библиотекарша, раскрасневшаяся, нетрезвая, на розовой блузке свежее винное пятно:
Ой, гости! К празднику. Заходите, заходите, сегодня день у нас особый.
Я по делу. Батюшка заболел. Ему бы аспирин.
Найдём. А вы заходите, это неуважительно не зайти.
Зашла. Затхлый воздух, замешанный на винных парах и жирной закуске, лениво плавал над книжными стеллажами. Стеллажи были сдвинуты в сторону, а посреди библиотеки под большим портретом Маяковского стоял стол. Вернее, два стола, сдвинутые вместе и покрытые клеёнкой. На столе жалко жались к тарелкам остатки сала, съёжившийся сыр, несколько случайных кусков жареной курицы. Всё остальное было съедено и - выпито. Кукушкино развезло, старушки одни дремали, поддерживая кулаками отяжелевшие головы, другие что-то запевали нестройно, но сбивались, махали раздосадованно руками, начинали снова... Оживились, увидев нового гостя, задвигали стульями, усадили. Налили самогоночки: выпей за праздник.
Какой?
Зашумели, засмеялись, заосуждали:
Ты что? А ведь вроде как верующая. Сегодня у нас на Кукушкином Болоте престол — Николай Угодник. Храм у нас Никольский. А сегодня Николин день.
А я и в календарь не заглянула, стыд какой. Пришлось пригубить глоток тёплой мутной жидкости.
Больше не могу, меня батюшка ждёт.
А ты его приводи. Только он не пойдёт, он нами брезгует, всё говорит, не так живём, не по-божески. А кто сейчас по-божески? Никто. Всяк норовит урвать своё, а мы, мы веруем, мы праздник вот престольный собрались отметить. Каждый деньги сдавал, у Насти записано, из дома всего нанесли, сама видишь, - толстая старуха в желтой вязаной кофте стала тыкать на раскуроченный стол и заплетающимся языком провозгласила тост:
За нашего Николая, угодничка, чудотворца!
Я вышла на улицу, за мной выбежала Настя: «У меня дома есть аспирин, сейчас вынесу». Вынесла. Мы пошли с ней в сторону батюшкиного домика. Настя торопливо делилась со мной деревенскими секретами:
Вот собрались отметить праздник, я предложила: что по норам-то сидеть, давайте по-человечески, престол всё-таки. Ты думаешь, все деньги сдали? Степаныч, тот на дармовщину привык, его телевизоры избаловали, а бригадира жена сказала: сама не пойду и его не пущу. А то я не знаю, что она мне завидует. А мы с бригадиром, мы с ним друзья, понимаешь? - она опустила голову, потом заговорщически мне подмигнула:
Я тебе только, по секрету, а ты никому, хорошо?
О «дружбе» Насти с бригадиром я слышала ещё в прошлый свой приезд.
Хорошо, — пообещала, — никому.
Батюшка лежал в сильном жару.
Сегодня же престольный праздник, - напомнила я ему, - память Николая Угодника, в деревне престол.