времени кивая головой. Говорить о деле пока было рано.

— Нельзя сказать, что вы оказали нам услугу, повысив цены на нефть, — начал наступление бывший министр. — Если так будет продолжаться и дальше, то возможно наступление кризиса, даже у вас в Америке, а это вызывает тревогу. Но вам-то чего беспокоиться? Вы контролируете месторождения нефти, и я не уверен, что Иракский конфликт сильно повредил вам с этой точки зрения… Тогда как для нас, французов, дело обстоит совсем иначе! У нас нет нефти, наша зависимость огромна, а использование других альтернативных источников энергии до сих пор остается в зачаточном состоянии.

Дженкинс начал понимать, к чему клонит Молинье.

— Что касается меня, то я уже окончательно определился. Нужно делать ставку на зеленое топливо. Этанол, диэстер — все, что приводит машины в движение, — чистое и возобновляемое топливо. Я занимаюсь исследованиями в этой области. Задуманный проект довольно амбициозен: мобилизовать миллион гектаров, сельскохозяйственных земель во Франции, чтобы приступить к распространению зеленого топлива.

— Миллион гектаров! — выдохнул Дженкинс.

— Верно.

— И как вы рассчитываете их заполучить?

— Проблема достаточно сложная. Транспортная промышленность приложила серьезные усилия, но изменить всю систему снабжения топливом сейчас… Что касается нефтяной промышленности, вы сами понимаете, как на ней отразится подобный проект. Единственное, что проблемой номер один во Франции до сих пор остается безработица. А эта национальная мобилизация в честь биотоплива могла бы создать шесть тысяч рабочих мест только на первом этапе.

Огромное колесо замерло. Кабинка, в которой сидели собеседники, качалась на самой верхушке круга. Они могли видеть Дом инвалидов и своды собора Нотр-Дам, стеклянный фасад Института арабского мира и, конечно же, Эйфелеву башню.

— Почему вы рассказываете мне все это? — спросил Дженкинс.

— А вы как думаете?

— Я не знаю, — искренне ответил американец.

— Это дело с биотопливом может стать хорошим подспорьем для нашего сельского хозяйства, которое гибнет от однообразия. Если мы устраним продовольственный кризис, наши фермеры будут на седьмом небе от счастья. В последние годы им постоянно твердили, что они слишком много производят, что государству это обходится очень дорого, а затраты на хранение излишков огромны. Поэтому постоянно приходилось экономить, побуждать земледельцев становиться садоводами или открывать постоялые дворы. Они задыхались, не имея возможности собирать такой же урожай, как прежде. А зеленое топливо вернет им смысл жизни, достоинство, крестьянскую гордость!

Молинье так разошелся, что кабинка начала дрожать. Дженкинс постарался его успокоить.

— Вы думаете, что они возьмутся кормить автомобили и грузовики с таким же энтузиазмом, как и людей?

— Хороший вопрос, — согласился бывший министр, постепенно успокаиваясь. — Что нужно производителям на самом деле? Производить, увеличивать урожай. Будет это зерно служить пищей людям или машинам, думаю, им наплевать. Вот к чему я клоню.

— То есть?

— Я говорю о наших, или, скорее, о ваших, ГМО.

Колесо снова тронулось. Они опустились на четверть круга и снова остановились — на этот раз на уровне платанов, росших по краям аллей.

— Как вам известно, Дженкинс, у этих генетически модифицированных организмов плохая репутация.

— Я знаю.

— Хорошо. Я мог бы без труда преуспеть в этом деле, утверждая, что опасность угрожает не только пчелам и другим маленьким существам, но и людям тоже, что нужно соблюдать принцип предосторожности и всё в том же духе. Вы знаете это не хуже меня.

— Да.

— Но если я займусь этой морально безупречной деятельностью, то убью в зародыше идею зеленого топлива, успех которой зависит от потенциально возможной прибыли. Итак, я знаю, что этот миллион гектаров отдадут нам только в том случае, если производительность достигнет высокого уровня. А побить все рекорды нам помогут ГМО.

— Я не заставлял вас это произносить, — сказал Дженкинс, видя, как Молинье сам проглотил наживку.

— Поэтому я готов выступать за безопасность ГМО, сказав только, что зеленое топливо на базе ГМО не сможет сравниться с ГМО в продуктах питания. С этого времени я смогу гарантировать вам миллион гектаров во Франции. Что вы об этом думаете?

Дженкинс размышлял несколько секунд. Молинье отдавал рынок прямо ему в руки. И, как на всяком рынке, нужно было назначить хорошую цену.

— Мы можем начать с денежного перевода на указанный вами счет.

— Я вижу, вы всегда все быстро схватываете, — произнес Молинье. — Счет за границей меня вполне устроит. Здесь это подобно смерти. Достаточно того, чтобы вы были владельцем хорошего дома в седьмом округе Парижа, как однажды утром вам предъявят неимоверный налог на состояние! По той причине, что ваш капитал просто существует!

— Пятьсот тысяч евро…

— …прекрасно подойдут в качестве половины суммы, — завершил бывший министр.

— С окончательным расчетом после принятия решения на государственном уровне.

— Согласен, — произнес полный человек, который компенсировал, как мог, лишения в еде, на которые обрекало его собственное здоровье. — Скажите, семена ГМО стоят миллиона гектаров, не так ли?

— И миллиона евро. Ведь это тоже неплохо, не так ли?

Молинье расхохотался так, что его услышали в соседних кабинках. Договорившись о сделке, Дженкинс захотел побольше узнать об экспертной комиссии, созданной президентом, чтобы составить ясную картину относительно ГМО.

— Не могу сказать, как относятся к этому остальные семеро членов комиссии, — прокомментировал Молинье. — Но, по-моему, позиции еще очень неопределенные. Тех, кто изначально был враждебно настроен по отношению ко всем этим молекулам, можно переубедить с помощью нескольких сильных аргументов. А те, кто был настроен положительно, кажутся мне еще до конца не определившимися. Яростная и хорошо продуманная атака на ГМО может изменить их настроение. Нужен такой человек, как я, с основательными убеждениями, чтобы склонить чашу весов на нашу сторону.

— Я понимаю, — согласился Дженкинс. — А что, по-вашему, думает обо всем этом президент?

Молинье опять разразился громким смехом.

— А президент не думает, дорогой Дженкинс. Он политик, прагматик. Президент принюхивается, прислушивается, а потом приходит к определенному решению. Не принимайте в расчет его отношение — будь оно благоприятным или враждебным. Он приспособится, подстроится, сделает все возможное, чтобы не потерять свою популярность. Ему также нужно будет задобрить общественное мнение; но это уже другая история!

— Заключения вашей комиссии будут очень убедительны. Я не сомневаюсь, — подвел итог Дженкинс.

— Да, я тоже в этом уверен. Действовать нужно быстро. Завтра я сообщу вам план своих действий. И номер своего счета в банке Люксембурга.

Их кабинка остановилась. Дженкинс и Молинье попрощались. Каждый направился в свою сторону. Дженкинсу внезапно тоже захотелось сладкую вафлю, и он встал в длинную очередь к продавцу сладостей.