пятьдесят рублей! – удивился Алеша и каким-то особенным благодарным тоном сказал: - Спаси тебя Господь!
Юркнув в знакомую щель в заборе, он вскоре вернулся с пирожками, пакетом сока и стал жадно есть, благодарно поглядывая на Александра.
Чтобы не мешать голодному юноше, Александр оставил его, прошелся по тропинке.
Дошел до ворот.
И, снова бродя перед ними – теперь уже в ожидании Ирины - продолжал думать над книгой.
Его мысли прервал какой-то шум внутри церковного двора.
- Что там случилось? – спросил он у идущего оттуда сторожа.
- Да ничего особенного. Как говорится, и смех и грех! – ответил тот. – Наши отцы-священники вышли из домика и сели на лавку, которую только что покрасил Алеша. Записку-то он написать не успел! А точнее, не сумел…
- И что теперь? – ужаснулся Александр.
- Да ничего! Отец Игорь смеется. Говорит, что это - лучшее подтверждение тому, что нужно как можно быстрей заканчивать строительство воскресной школы, чтобы и Алешу заодно обучить грамоте. А отец Лев Алешку через забор воспитывает. Голос-то у него о-го-го какой, раньше ведь на стройке прорабом работал!..
12
Ирина – жена алтарника храма, в котором служил отец Лев – оказалась высокой, красивой женщиной, лет тридцати.
Встретившись у ворот, они направились к высотным домам, стоящим на берегу широкой реки.
Ирина украдкой зевнула и извинилась, сказав, что было трудное дежурство – ни разу не удалось даже присесть.
Александр заметил, что на ее лице не было и тени от бессонной ночи, и невольно вслух удивился этому.
- Привычка! – коротко ответила спутница и так же кратко стала говорить о Вере:
- Рак легких. 24 химии. Последняя стадия. Вернее, самая последняя. Держится только на своем упрямом желании жить. И все равно осталось уже не больше двух недель…
- Как жалко! – невольно вырвалось у Александра. - И неужели нельзя ничего сделать в таких случаях?
- Ну почему? Бывают, конечно, самые настоящие чудеса. Так называемые в медицинской литературе случаи самопроизвольного исцеления. Только у нас в храме несколько наших бывших пациентов, которых считали безнадежными. Та же Галина Степановна, например…
- Галина Степановна?! – изумился Александр.
- Да, у нее тоже была последняя стадия, причем удалили желудок и выписали домой – умирать. Но она всерьез обратилась к Богу и вот уже десять лет живет теперь только Им и делами нашего храма.
- Так может, и с Верой так будет?
- С Верой сложнее… - вздохнула Ирина. - Ее уже давно отказываются принимать к нам в клинику. Так она берет тогда табуретку, заказывает такси, и приезжает.
- Табуретка-то зачем? – не понял Александр.
- Так ведь она приезжает, когда ей совсем уже невмоготу и даже сил ходить нет. А жить-то хочется! Вот она переставит табуретку. Сядет, посидит-отдохнет. Пройдет или проползет пару шагов, опять переставит. Снова посидит и дальше… И сидит в коридоре клиники, пока ее в конце концов не перенесут в палату. Очень упорная. И очень обиженная на сестру и подруг. Они ведь просто бросили ее умирать! Хорошо Гульфия – это женщина из социальной помощи, которая носит ей лекарства и продукты, уговорила дворника взломать дверь, когда никто не отзывался на все звонки. Они вошли и нашли Веру, лежавшую перед холодильником, умиравшей от голода. Доползти до него она доползла, а открыть сил уже не хватило…
Ирина немного помолчала и продолжила: