словно видел перед собой строки на папирусе, и уверенно сказал:

            - Точнее сказано вот как: «Если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги и пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей».

            - Отлично, Грифон! - похвалил Клодий и твердым тоном пообещал: - Если ты перепишешь Апокалипсис так, что в нем не будет ни единой ошибки, то я, так уж и быть, отпущу тебя на свободу.

            - Подожди! – вмешался главарь. – Но ведь я же его уже опустил!

            - Да! – обернувшись к нему, благодарно кивнул Грифон и, замявшись, с чувством сказал: - Только, если меня отпустит мой господин, это – совсем другое!..

            - Мы можем взять из наших бывших вещей письменные принадлежности? – осведомился у разбойников Клодий. – Тем более что они все равно мне понадобятся, чтобы написать денежные расписки, по которым вы сможете получить выкуп в указанных мной местах!

            Главарь дал знак, и грабители принесли нужный мешок.

            Взяв папирус и каламус с чернилами, Грифон немедленно принялся за работу.

            Клодий с удовлетворением следил за ним. Альбин же продолжал сомневаться.

            - Даже если он и сумеет восстановить по памяти эту книгу – по чему мы будем сверять написанное Грифоном?! – то и дело, повторяя одно и то же, сокрушался он.

            - А вот по чему! – наконец, оборвал его Клодий, показывая на дорогу, по которой клубилась пыль.

            И не ошибся.

            Посланные вдогонку разбойники вернулись с кожаным мешком и беглецом, в котором Альбин с изумлением узнал… знакомого ему всадника. Тот был весь окровавлен и уже еле жив.

            - Ты?! – не поверил он.

            - Я! – тоже узнав его, простонал всадник.

            - Но как ты мог? Ты же ведь – наш!

            Разбойники, видя, что обманувший их римлянин умирает, сжалившись, опустили его на землю. И тот чуть слышно ответил:

            - Я сам не пойму, чей… В молитвенном дому – христианин. А как выйду из него – хуже язычника…

            - Разве ты не знал слов Христа, что нельзя работать Богу и мамоне?

            - Знал, но… Префект претория пообещал мне место в сенате и огромные деньги, если я раздобуду эти свитки. Я знал, что вы должны быть в Тире, и ждал вас там… И вот теперь понял, что все было напрасно. Мир обманул меня. И все… все теперь поздно! Дайте мне кинжал, я прикончу себя поскорей, чтобы не мучиться…

            - Нет! Это самоубийство! – воскликнул Альбин. – Не уходи без покаяния, не повторяй непоправимого поступка Иуды! Покайся и поверь – Господь непременно простит тебя!

            Плача, всадник, за неимением поблизости пресвитера, исповедался Альбину, поцеловал крест и умер.

            Альбин поклонился ему и бросился к мешку.

            Свитки были на месте.

            Видя, что Клодий завел с разбойниками деловую беседу, как и где им безопаснее будет получить выкуп, делая пометки на клочке папируса, которые протянул ему главарь, Альбин стал сверять написанные Грифоном книги с подлинными.

            Закончил он почти одновременно с затянувшимся разговором.

            Протягивая главарю записку, Клодий случайно перевернул ее и ахнул:

            - Так ведь это маршрут нашего пути!