После соборования Вера заметно повеселела.

            - Еще бы! – радовался вместе с нею Александр. - Ведь теперь тебе простились все грехи, которые ты забыла или совершила по неведению!

            - А если я помню еще и другие? – неожиданно спросила Вера.

            Александр с недоумением посмотрел на нее:

            - Так тебя же исповедовал уже отец Лев.

            - Да, но это было несколько месяцев назад. Сколько я за это время всего натворила! Ты же ведь сам был тому свидетелем. И потом, тогда, в больнице, отец Лев хоть и исповедовал меня очень долго, но я очень волновалась, мало что еще понимала, да и разве могла вспомнить все?

            Александр согласно кивнул и сказал:

            - Тогда тебе нужно сделать генеральную исповедь!

            - А как это?

            - Вспомнить все грехи с самого детства и лучше всего записать их. Дать тебе для этого чистый листок?

            - Нет, если что, я и из тетрадки вырву!

            Вечером они, как всегда, прочитали молитвенное правило и акафист. А наутро, когда Александр вошел к ней,  Вера показала не один листочек, а полностью исписанную мелким почерком тетрадь.

            - Да-а… - с невольным уважением посмотрел на нее Александр и одобрительно добавил: – Ну что ж, очищаться, так очищаться!

            - А как же? – удивилась Вера. - Тещу Петра Христос только за руку взял и вылечил… Кровоточивая – помнишь, ты мне в Евангелии читал - только края ризы Его коснувшись, получила исцеление… А в меня сегодня войдет Он – Сам! Разве можно такого Гостя впускать в немытую и неприбранную горницу?!

            И почти без сил откинулась на подушки, в ожидании приезда отца Никона…

            Приехав, тот - с Дарохранительницей на груди - сразу вошел в комнату Веры, попросил Александра выйти, а затем исповедовал и причастил Веру.

            После причастия она долго сидела с закрытыми глазами. И то ли спала, то ли о чем-то думала. Когда Александр однажды заглянул к ней, чтобы узнать, все ли в порядке, то с удивлением увидел, что она с радостным выражением на лице тянет к кому-то невидимому для него руки…

            Наконец, Вера открыла глаза, позвала его и совершенно спокойным голосом уверенно сказала:

            - Я видела рай. И Его! Прости, но ни о чем не расспрашивай. Это невозможно передать земными словами…

13

            Вопреки надеждам Александра, что у Веры после соборования и причастия все окончательно пойдет на поправку, после краткого, на несколько часов совершенного облегчения, ей наоборот стало еще хуже. Она уже совсем не вставала с кресла. Ей постоянно не хватало воздуха, и уже не только форточка, но и окно в ее комнате было постоянно открыто, отчего быстро простудилась и слегла одна из сестер милосердия.

            Скорую помощь вызывали по несколько раз на день и еще по ночам. Она приезжала. Врачи делали уколы. Ставили кислородную маску. И, в конце концов, не выдержав, посоветовали:

            - Да дайте же человеку умереть спокойно!

            Гульфия и сестры милосердия прекрасно видели, что оставшееся время жизни Веры пошло на часы.

            Только Александр не верил, что она умрет, и был убежден, что это, хоть и очень сильное, но, как и прежние, – временное ухудшение.

            А Вера тем временем таяла, теряя последние силы, и с каждым разом все более надолго впадала в забытье. Она сама уже, окончательно смирившись со своей участью, утешенная видением, готова и даже рада была умереть. Но что-то упорно продолжало держать ее на этой земле…